Мавры при Филиппе III

– Кто же это? – спросил герцог встревоженный.

– Это… герцог Уседа… ваш сын.

Несчастный отец вскрикнул, и этот первый крик, вырвавшийся у него, был крик скорби. Но вдруг герцог пришел в ярость и, схватив Пикильо за руку, сказал:

– Я давно подозревал это!

– Вы!.. неужели? – вскричал изумленный Пикильо. – С герцогом Уседой участвуют еще графиня д’Альтамира и иезуиты: аббат Жером и приор Эскобар.

– Ну, так и есть! – произнес, смягчаясь, Лерма. – Графиня – мой смертельный враг, а сын за ней ухаживает. Я знал это, но не верил. Я увижу, я узнаю… мы поговорим после об этом. Благодарю вас, почтенный отец. Прощайте… Вы, кажется, просили места?

– Но вы сказали, что их нет свободных.

– Может быть, найдется. Через ваше открытие вы всегда найдете у меня место.

– Я прошу быть духовником у королевы.

Герцог старался скрыть замешательство, но, помолчав, ответил:

– Да! Я бы очень желал… Но это зависит от Великого инквизитора. Вы, кажется, недавно в этом ордене?

– С сегодняшнего утра только.

– И как же вы просите первого места при дворе?

– Я еще не кончил, ваша светлость.

– Как! То, что вы сказали…

– Еще ничего не значит, – холодно отвечал Пикильо. – Тут дело шло только о министре, которого неблагодарный сын хочет свергнуть. Падение не новость, и неблагодарные – не редкость! – прибавил Пикильо, взглянув на герцога так, что тот смутился. – Но я теперь сообщу вам еще одно обстоятельство гораздо важнее, потому что это касается не одного министра, а судьбы целой Испании. Я хочу сказать, что Испания погибнет, если вы не поспешите принять должных мер, и… если только еще не поздно.

Тут Пикильо сообщил герцогу все планы Генриха Четвертого, которых Лерма даже и не подозревал. Герцог не сделал ни малейшего приготовления к отражению грозы для Испании. Не было ни одного вооруженного судна, ни одного порядочного полка под ружьем. Даже не было гарнизонов на границе; а между тем Генрих начинал приводить свой план в исполнение и собирался выступить в поход.

Герцог, бледный, едва переводил дыхание.

– Откуда у вас все эти сведения? – спросил он дрожащим голосом.

– Это тайна. Но сведения самые верные. Извольте справиться.

– Да, я справлюсь… но… королю это известно?

– Нет, я ему не говорил, потому что он не любит заниматься делами государства.

– Ну, хорошо. Так вы не скажите никому об этом? Вы обещаете?

– Если угодно, клянусь!

– Так вы будете духовником королевы, – сказал министр твердым голосом. – Хорошо, что я еще не отдал приказ. Вот он.

И, вынув из кармана бумагу, он разорвал ее на мелкие части.

– Я обещал это место в распоряжение герцога Уседы.

Но вдруг министр вздрогнул.

– Что с вами? – спросил Пикильо.

– Ничего, – отвечал герцог и тотчас же оправился. – Вот и он идет.

Действительно, в это время герцог Уседа вышел из дворца и направился в ту сторону, где стояли Лерма и Пикильо.

Пикильо полагал, что будет страшная сцена, но ничего не было. Министр принял сына с ласковой улыбкой:

– Вы пришли с просьбой определить вашего клиента на место духовника королевы? Но, к несчастью, я не могу распорядиться этим местом.

– Но вы мне обещали, батюшка, – произнес Уседа, изменившись в лице.

– Да, – холодно отвечал министр, – но нынче нельзя ручаться за возможность сдержать слово.

– И даже мне? Вашему сыну!

– Что ж делать? Лучше не угодить сыну, чем кому другому. Сын будет скорее снисходителен к моему положению. Я был принужден. А вы хотели отдать это место Эскобару?

– Да. Он этого достоин…

– Конечно; вы должны уважать его: у него в руках ваша совесть, – сказал министр с таким выражением, которое мог понять только один Пикильо. – Король сам назначил этого молодого доминиканца Луи Аллиагу, и мне нельзя же противиться назначению Его Величества…

Уседа с изумлением и бешенством посмотрел на Пикильо, но встретил такой грозный взгляд, что должен был отвернуться. Министр приветливо пригласил монаха поспешить во дворец.

Заметив короля и Фернандо, Уседа, пристыженный и рассерженный, побежал навстречу Филиппу. Он постоянно пользовался милостью короля и теперь с сожалением стал жаловаться на несправедливость и оскорбление, которых он сделался жертвой.

Король посмотрел на Фернандо с неописанным удивлением и весело сказал Уседе:

– Как! Ваш отец не сдержал данного слова?

– Не сдержал, Ваше Величество. Он мне сейчас объявил, что вы принудили его предпочесть мне какого-то бродягу, неизвестного монаха.

– Но вы этому не поверили. Вам известно, что герцог и ваш дядюшка Сандоваль сами назначают людей на эти места, а я только утверждаю их выбор?

– Но этого теперь вы не сделаете, Ваше Величество.

– Почему? Я не люблю противиться вашему отцу, и особенно тогда, когда дело идете об определении такого даровитого и достойного доминиканца, как уверяет дон Фернандо д’Альбайда.

При этих словах все трое подошли к тому месту, где оставался Пикильо, и король, положив руку на плечо молодого монаха, произнес:

– Да будет всем известно, что мы утверждаем выбор министра и, уважая дарования и благонравие, назначаем Луи Аллиагу духовником при особе нашей супруги.

Сказав это, король дотронулся до шляпы и ушел с Фернандо в покои.