Любопытное приключение

— Громъ и Марсъ, — сказалъ Уэббъ, — да мы, какъ видно, попадаемъ въ горячую передлку.

Я сказалъ, что вещи, несомннно, начинаютъ принимать весьма серьезный оборотъ.

— Готовится отчаянное предпріятіе, это ясно, какъ день; назначается для него сегодняшняя ночь, это тоже ясно. Точное свойство предпріятія, т. е. я подразумваю способъ его веденія, скрыть отъ насъ этими непонятными эфами и эмами. Но конечная цль всего этого, мн кажется, захватъ и плнъ поста. Теперь мы должны дйствовать быстро и ршительно. Я думаю, что мы ничего не выиграемъ, продолжая свою тайную политику съ Уиклоу. Мы должны также, какъ можно скоре узнать, гд находится 166, чтобы имть возможность накрыть тамъ шайку въ 2 часа пополун. Самый быстрый способъ узнать это — добыть силою признаніе у этого мальчика. Но прежде всего, прежде, чмъ совершить ршительный шагъ, я долженъ изложить факты военному департаменту и просить полномочія.

Приготовили шифрованную депешу. Я прочелъ ее, одобрилъ и отправилъ. Затмъ мы окончили обсужденіе вышеприведеннаго письма и распечатали то, которое было взято у хромого джентльмэна. Въ конверт ровно ничего не было, кром совершенно чистаго листа почтовой бумаги. Это былъ большой ударъ для нашихъ горячихъ, ревностныхъ ожиданій. Мы почувствовали себя такими же блдными, какъ бумага, и вдвое глупе; но это продолжалось лишь съ минуту, потому что мы сейчасъ же подумали о „симпатическихъ чернилахъ“. Мы подняли бумагу къ огню и ждали, пока выступятъ буквы подъ вліяніемъ теплоты, но на бумаг ничего не появилось, кром слабыхъ черточекъ, ничего, намъ не говорившихъ. Тогда мы послали за докторомъ и предложили ему испробовать вс извстные ему способы до тхъ поръ, пока не нападетъ на настоящій, и принести мн содержаніе письма, какъ только ему удастся вызвать его на поверхность. Это была довольно скучная проволочка и мы, понятно, сердились страшно, такъ какъ вполн надялись узнать изъ этого письма важнйшую тайну заговора.

Въ это время явился сержантъ Рэйбурнъ и вытащилъ изъ кармана скрученную веревку около фута длиной съ тремя узлами на ней.

— Я вытащилъ это изъ ружья на ватеръ-фронт,- сказалъ онъ, — я вытащилъ патроны изъ всхъ ружей, посмотрлъ тщательнйшимъ образомъ. Эта веревка — единственная вещь, которую я нашелъ.

Итакъ, этотъ кусокъ веревки былъ знакомъ Уиклону, что „приказанія начальника достигли назначенія“. Я приказалъ, чтобы вс часовые, стоявшіе близъ этого ружья, были отведены подъ арестъ, каждый въ отдльности безъ разршенія сообщаться между собой, безъ моего личнаго позволенія и приказанія.

Отъ секретаря военнаго департамента пришла слдующая телеграмма:

„Пріостановить habeas corpus. Поставить городъ на военное положеніе. Произвести необходимые аресты. Дйствовать быстро и ршительно. Доносить департаментамъ“.

Теперь мы имли возможность приступить къ длу. Я приказалъ безъ шума арестовать хромого джентльмэна и привести его въ крпость. Я посадилъ его подъ стражу и запретилъ сообщаться съ нимъ. Онъ сначала возмущался, но скоро покорился.

Затмъ пришло извстіе, что видли, какъ Уиклоу передавалъ что-то одному изъ нашихъ новыхъ рекрутъ, и что какъ только онъ отвернулся отъ нихъ, они были схвачены и отведены подъ арестъ. На каждомъ былъ найденъ небольшой клочекъ бумаги съ слдующею надписью карандашамъ:

Орелъ Третій этажъ.

Помни ХХХХ.

Согласно инструкціямъ, я телеграфировалъ шифромъ въ департаментъ о сдланномъ прогресс и описалъ записку. Повидимому, мы теперь были въ достаточно сильномъ положеніи, чтобы рискнуть обличить Уиклоу. Я послать за нимъ. Послалъ также за письмомъ къ доктору и получилъ его обратно съ донесеніемъ, что ни одинъ способъ не удался, но что онъ попробуетъ еще одинъ, когда я возвращу ему письмо.

Вошелъ Уиклоу. У него былъ нсколько тревожный, безпокойный взглядъ, но самъ онъ держалъ себя свободно и спокойно, и если подозрвалъ что-нибудь, то этого нельзя было узнать по его виду. Я съ минуту продержалъ его въ молчаніи, потомъ сказалъ пріятнымъ тономъ:

— Дитя мое, зачмъ же ты такъ часто ходишь въ эту старую конюшню?

Онъ отвтилъ просто и безъ смущенія:

— Я, право, не знаю, сэръ, безъ всякой особенной причины. Просто я люблю быть одинъ и развлекаюсь тамъ.

— Ты тамъ развлекаешься, не такъ ли?

— Да, сэръ, — отвчалъ онъ такъ же невинно и просто, какъ прежде.

— И это все, что ты тамъ длаешь?

— Да, сэръ, — отвтилъ онъ, посмотрвъ на меня съ дтскимъ удивленіемъ въ своихъ большихъ, мягкихъ глазахъ.

— Ты увренъ въ этомъ?

— Да, сэръ, увренъ.

Помолчавъ немного, я сказалъ:

— Уиклоу, зачмъ ты такъ много пишешь?

— Я немного пишу, сэръ.

— Немного?

— Да. А если вы говорите о моемъ строченіи, то да, я строчу немножко ради развлеченія.

— Что ты длаешь съ своимъ строченіемъ?

— Ничего, сэръ, бросаю его.

— Никогда никому не посылаешь его?

— Нтъ, сэръ.

Я внезапно развернулъ передъ нимъ письмо къ „полковнику“. Онъ слегка вздрогнулъ, но сейчасъ же овладлъ собой. Легкая краска выступила у него на щекахъ.

— Какъ же случилось, что эту записку ты послалъ?

— Я не думалъ сдлать этимъ ничего дурного, сэръ.