Любопытное приключение

Позвольте прибавить два, три объяснительныхъ слова относительно этого мальчика и его поведенія. Оказывается, что онъ начитался разныхъ страшныхъ сказокъ и сенсаціонныхъ происшествій; мрачный, таинственный, блестящій героизмъ пришелся какъ разъ по его вкусу. Когда онъ прочелъ въ газетахъ о таинственномъ шнырянь мятежниковъ и шпіоновъ по нашей стран, о ихъ злодйскихъ замыслахъ и двухъ, трехъ дерзкихъ выходкахъ, воображеніе его воспламенилось. Въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ его постояннымъ товарищемъ былъ одинъ молодой янки, съ длиннйшимъ языкомъ и легкимъ воображеніемъ, служившій года два помощникомъ кассира на одномъ изъ пакетботовъ, плавающихъ между Новымъ Орлеаномъ и пунктами на триста миль разстоянія вверхъ по Миссиссипи, отсюда свобода его обращенія съ названіями и другими подробностями перечисленныхъ имъ мстностей. Надо вамъ сказать, что передъ войной я провелъ тамъ два или три мсяца и зналъ объ этихъ мстахъ ровно столько, сколько требовалось, чтобы быть легко проведеннымъ этимъ мальчикомъ, тогда какъ всякій луизіанскій уроженецъ на моемъ мст поймалъ бы его черезъ какія-нибудь четверть часа. Знаете ли вы, почему онъ говорилъ, что скоре умретъ, чмъ объяснитъ нкоторыя изъ своихъ загадокъ? Да просто потому, что онъ не могъ ихъ объяснить. Он не имли никакого смысла. Онъ необдуманно вымаливалъ ихъ изъ своего воображенія и потому не могъ сразу придумать имъ объясненія. Напримръ, онъ не могъ сказать, что написано симпатическими чернилами, по той простой причин, что написано ровно ничего не было. Это была просто чистая бумага. Онъ никогда ничего не втискивалъ въ ружье и никогда не собирался этого сдлать, такъ какъ вс его письма были написаны воображаемымъ личностямъ и, отправляясь въ конюшню, онъ бралъ прежнее письмо и оставлялъ на его мст новое. Онъ ничего не зналъ объ этой узловатой веревк и въ первый разъ увидлъ ее у меня въ рукахъ, но какъ только я намекнулъ ему, какимъ образомъ она найдена, онъ сейчасъ же воспринялъ мою мысль своимъ романтическимъ воображеніемъ и сыгралъ прекрасную роль. Онъ придумалъ фамилію Гейлорда; никакой улицы Бондъ въ Нью-Іорк не существуетъ, она была разрушена три мсяца передъ тмъ. Онъ придумалъ „полковника“, придумалъ гладко разсказанныя исторіи всхъ несчастныхъ, которыхъ я арестовалъ и съ которыми производилъ ему личную ставку. Онъ придумалъ Б. Б., придумалъ даже 166, такъ какъ не зналъ, существуетъ ли такой номеръ въ гостинниц „Орла“, пока не попалъ туда. Онъ всегда, въ случа надобности, готовъ былъ придумать, что угодно. Когда я допрашивалъ его о „вншнихъ“ шпіонахъ, онъ быстро описалъ незнакомыхъ ему личностей, которыхъ видлъ въ гостинниц и случайно слышалъ ихъ имена Ахъ, онъ жилъ въ роскошномъ романическомъ таинственномъ мір эти нсколько смутныхъ дней, и, мн кажется, для него этотъ міръ былъ реальнымъ и что онъ наслаждался имъ до глубины души.

Однако, онъ намъ надлалъ массу хлопотъ и безконечныхъ униженій. Изъ-за него сидло у насъ въ крпости человкъ пятнадцать, двадцать подъ арестомъ, съ часовыми у дверей. Часть плнниковъ были солдаты и съ ними мн нечего было церемониться. Но остальные, первоклассные граждане, съ разныхъ концовъ страны, ихъ невозможно было удовлетворить никакими объясненіями. Они бсились и кипятились и безконечно насъ изводили. А эти дв лэди! Одна изъ нихъ была жена члена създа изъ Огіо, другая — сестра западнаго епископа. Гнвныя, насмшливыя, презрительныя слезы, которыя он проливали передо мной, представляютъ такую картину, которой я никогда не забуду.

Этотъ хромой джентльмэнъ былъ предсдателемъ коллегіи въ Филадельфіи и пріхалъ сюда на похороны своего племянника. Онъ, безъ сомннія, никогда въ жизни не видлъ Уиклоу. И что же? Онъ не только не попалъ на похороны, но еще былъ арестованъ, какъ мятежникъ и шпіонъ, и Уиклоу въ моемъ дом хладнокровно описывалъ его, какъ поддльщика, конокрада, негроторговца, поджигателя изъ всмъ извстнаго воровского гнзда въ Гальвестон. Старый джентльмэнъ, повидимому, вовсе не былъ намренъ прощать подобныя веши.

А военный департаментъ! Но, о, мой Боже, позвольте мн лучше опустить занавсъ на эту часть разсказа! [1]

 1874