Лимб

Доктор помешкал лишь мгновение.

— Слепим вместе душу, а? Вы же никогда ещё этого не делали!

Звучало заманчиво, так что я решил временно простить Доктору его издевательства и попытки уверить меня в безумии. В конце концов он сам, кажется, не понимает, что такого несёт. Для него это просто разговор. Этическая бездарность!

— Идите за мной, — Доктор потащил меня в угол пространной комнаты. Каждый шаг его дышал страхом того, что я взаправду решил прекратить благотворительность и не развлекать его своим присутствием.

Пол плавно становился из бетонного кожаным, из неживого живым. Из него даже росли светлые ворсистые волосы, длиной с мою ладонь. Из потолка тоже, только более длинные — они иногда касались моей головы, оставляя на причёске лохмотья пыли, и я еле успевал их стряхивать. Фонарик Доктора высвечивал то тут, то там сталактиты этих нитей, иногда нервно перескакивая на «пол». Может, раньше пол был таким же мохнатым, но Доктор истёр растительность постоянной ходьбой?

Тут я понял, что мы уже ни в каком не доме, а внутри гигантского организма, и он живёт, дышит… но знает ли, что по его сосуду или кишке, словно по коридору, бредут два паразита?

Становилось влажно и жарко. Теперь стало меньше волос, то тут и там на стенках появлялись большие сплюснутые пузыри.

— Где мы?

— Тс-с! — шикнул мой гид и тут же шёпотом добавил: — Пришли, выбирайте, какой нравится…

Я не понял, о чём это он, и тогда Доктор сунул мне фонарь, а сам достал из кармана ножик и принялся отрезать от стенки один из пузырей.

Тут мне на нос свалился ошмёток пыли. Я не сдержался и оглушительно чихнул. Доктор дёрнулся, нож сорвался и пропорол пузырь наискосок. Тот тут же вывалил на докторовы руки прозрачную слизь. Туннель дёрнулся в спазме, и я еле устоял на ногах.

— Тьфу, испортил, — пробормотал Док и принялся за другой пузырь.

Я не видел его лица, поскольку светил только на руки с пузырями, но знал, что он сейчас хмурится, да и вообще его мина выражает крайнее волнение. Даже не ездит мне по ушам за чих!

— Всё, готово. Уходим.

Доктор отобрал у меня фонарик и сунул в руки пузырь. Мы поспешили на выход.

Никогда не думал, что буду так рад вернуться в это сюрное жилище.

— Надо опять точить, — сказал его хозяин. — Больше всего ненавижу затупившиеся ножи… Кладите мешок на стол.

Я повиновался. Доктор сделал на коже пузыря маленький аккуратный надрез и сцедил часть слизи в ведро, на котором я недавно сидел.

— Подайте мне черты, которые вам нравятся.

«Скальпель, сестра!»

Я открыл шкафчик письменного стола. Моему взору открылись два десятка подписанных банок и колб.

— Выбор негустой, — заметил я.

— Есть ещё на складе, — махнул рукой Доктор. — Но я вам его не покажу, а то будете выбирать до четвёртого пришествия.

— Четвёртого?..

— Ну да. Думаете, фигура речи такая?

— Вы хотите сказать, что Иисус приходил уже три раза?

Доктор кивнул.

— Сам не видел, коллеги рассказывали. Второе его пришествие осталось вовсе незамеченным, он затерялся среди тысяч других проповедников. Его сподвижники рассказывали о чудесах, но мало ли что приписывали в то время святым мученикам? В общем, он уже никого не удивил. Третье было совсем недавно, но закончилось лечебницей для тех самых, душевно-болезных. А он ведь и умереть от старости не может, бедняжка…

— На Земле сейчас в психбольнице сидит настоящий Иисус Христос? — повторил я, ошарашенный. Признаться, я раньше в него вообще не верил, но Доктор же не иеговист с брошюркой, а лицо компетентное в духовных делах. Ну, я почему-то был в этом уверен… пока он не сказал следующую фразу.

— Нет чтоб махнуть рукой и поразить громом неверующих санитаров, а потом пробить молнией стену и выйти на свободу! Так нет, он терпит и прощает, терпит и прощает… То ли дело Зевс. Чуть заметит красотку взаперти, сразу бац молнией, и потом бегают по чужому дворцу маленькие зевсятки…

— Да вы меня опять стебёте, — прервал я его восторженную байку. — Я-то сам хорош, сижу, расставил уши пошире, чтоб лапши больше влезло…

— Очень неприятно, что вы пытаетесь приписать мне ложь, — насупился Доктор. Только сейчас я заметил, что он натолкал в мешок кучу всякого барахла.

— Э нет, вытаскивайте обратно, я ж это всё не одобрил. Мы делаем эту душу вместе, забыли?

Доктор пододвинул мне пузырь, мол, вынимай сам. Я подцепил пинцетом какой-то тряпичный обрывок.

— Это что?

— Любовь к нытью. С носового платка одной многодетной матери. Рожала и плакалась, что не сладить с такой оравой, потом опять рожала и опять плакалась…

— Этого только не хватало, — я бросил платок в пустую банку. Доктор тут же подписал её. — А это? — на конце пинцета мерцал блётсками огрызок крашеного ногтя. Я сначала и не разобрал, что это именно ноготь.

— Самолюбование.

— Ладно, пускай будет. Гляжу, вы и волос глупости положили?

— Безрассудства, — поправил меня Доктор.

— Тоже сойдёт. Вата цинизма пусть тоже остаётся…

— Это другая вата, задумчивости.

— А где моя?..

Доктор подал банку.

Так я ковырялся в мешке ещё с четверть часа и, кажется, совсем простил Доктора. Я ж отходчивый.