Лимб

Когда дело было сделано, я отдал ему мешок и, глядя, как тот ловко орудует ниткой с иголкой, вдруг ощутил груз снизошедшего осознания.

— И вот все люди… или хотя бы половина из них имеют такие души… Ну, которые выращены из чужих слюней и соплей — в пузыре из кишки какого-то гигантского существа? И я сам создан точно так же?

Это было так мерзко, что меня самого передёрнуло.

— Ага, — отозвался Доктор, вытирая руки о тряпку. — Думали, что вы — высшее существо, рождённое из света?

— Не так пафосно, но…

— Будь люди сотканы из света, счастья и добра, разве устроили бы они на своей планетке такой звиздец?

Жаргонное слово прозвучало из уст этого существа совершенно чуждо. Я схватился за голову.

— Пожалуйста, скажите мне, что это ещё одна ваша дурацкая шутка. Я не буду злиться, я уже понял, что у нас с вами совсем непересекающийся юмор…

— Строить такую лабораторию ради шутки над вами… — Доктор обвёл полное маточных гроздей помещение рукой. — А вы себя переоцениваете.

Мы все созданы из дерьма. Неудивительно, что мы его и устраиваем вокруг себя. Мой мир сжался до крошечной точки, и эту точку сейчас смыло в канализацию.

— Убейте меня, — простонал я.

— Я не могу, — отозвался тот как-то грустно. — Не убивайтесь вы так. Подумаешь, вышли из грязи! Вон, в вашей главной книжке написали почти честно: первый человек леплен из глины. Вас же это не обескураживало?

— Идите вы…

Доктор вздохнул. Сопереживает или играет со мной?

— Вы можете отправить меня на Землю в определённое место? — наконец сказал я, до сих пор не отнимая рук от лица.

— Куда вы хотите? — оживился собеседник.

— К тому самому парню в психушке, про которого вы говорите, что он настоящий Иисус.

— Это можно.

— Вот видите, всё-то вы можете, оказывается.

— …но только взамен вашей истории. Что было дальше?

И я радостно воспользовался возможностью отвлечься.

* * *

Разрушать себя — то была истинная поэзия жизни… И это разрушение не приводило к уничтожению. Стремишься к нулю, но никак не можешь его достичь, как та парабола… или гипербола? Она — единственное, что я вынес из курса математики, ведь мне было искренне её жалко! Она хотела нуля, но ей было не суждено до него дотянуться, бесконечно, бесконечно… Бедная гипербола обречена. Вот и я верил, что не приду к нулю, хотя меня это ничуть не печалило.

Никакой слащаво-розовой пелены на глазах, которую навязывало общество, состоящее из нас самих. (Я, кстати, был одним из главных навязывальщиков, одним из лучших игроков в «нормального»).

Моё утро начиналось в два-три часа после полудня, и под боком часто попадался кто-то, чьего имени я не помнил, а к вечеру забывал и лицо. К чему запоминать, что нарисовано на йогуртной этикетке? Особенно, если ты сам — такая же этикетка для других?

Проверял почту, делал три-пять звонков. Потом бросал телу на кровати ключи, говорил, что надо оставить их в цветочном горшке перед дверью, мгновенно собирался и исчезал… чтобы, не приведи небо, мне не пришлось осознавать, с кем я был. Вдруг это некто из самого презираемого мной сорта людей?

* * *

— Тоже «касты»?

* * *

Нет. Но я не хочу сейчас об этом.

Итак, я катался по городу. Одна встреча, вторая, третья… Последняя обычно переходила в посиделки ради «наладить контакт», плавно перемещалась в ресторан или клуб, я беспрестанно шутил, восхищался, умело слушал… и ближе к ночи меня затягивал туман. А завтрашнее утро начиналось точно так же, как и вчерашнее. Одинаковые лица, одинаковые ценности, одинаковые слова…

И если я видел в зеркале своё отражение, то непременно спрашивал себя:

— Неужто я такой же, как они?

И находил ответ: нет, я не такой, я нормальный, я просто мимикрировал.

Вы представьте это заляпанное зубной пастой и грязными отпечатками зеркало, которое я не оттирал лет шесть, к нему прилепились какие-то волосы, бр-р-р… и в нём отражаюсь я, считая себя «нормальным».

— А что, если все вокруг тоже «нормальные», и тоже пытаются мимикрировать? — спрашивал я и это, но гораздо реже. Ведь я смотрел людям в глаза, искал в них искру и всякий раз не находил.

Вы не подумайте, я любил людей. Как же я их любил… и ещё сильнее ненавидел — за то, что просрали свои искру, причём каждый. За то, что стали просто телами, куклами… как марионетки на вашей витрине.

* * *

— Я так и не понял, в чём та искра, которую вы, в отличие от всех прочих, сохранили.

* * *

Задать этот вопрос может только тот, у кого её нет! У вас вообще есть душа? Вы наделяете душами других, но кто создал вас? Доктор другого уровня? Я знаю, что души у вас нет. Вы же потусторонняя тварь, хоть и самая приятная из тех, кого я встречал.

Искра не равна душе… но чтобы она горела, душа нужна. Без души никак. Иначе вы машина, функция… Но без искры тоже… Я понятно объясняю?

Ну и ладно. Короче, я искал искру, чуть ли не с фонарём днём по улицам ходил, а её всё не было.

Столкнёшься с соседкой на лестнице — нет в ней искры!

Созвонишься с заказчиком — нет в нём искры!

Придёшь в бар с приятелями — нет в них искры!

Не горят, тлеют, зато улыбаются. И я улыбаюсь. «Как ваши дела, мадам Апле?!» А видел я её дела в… в…

* * *