Такого вопроса никто не ожидал.
– Я – пудовую свечу и кадило серебряное, – первым нашелся Третьяк.
– В наших кремлевских храмах и без меня всякого добра полно, – намекнув, что человек он не абы какой, а государев, сказал Семейка. – Но на богаделенку что ж не пожертвовать? И подручный мой поступит, как я.
Таким образом он спас Данилку от необходимости выдумывать корявые враки.
– С богобоязненными людьми и толковать приятно. Еще одно – сейчас-то можете вы мне некоторые расходы оплатить? Я бы сказал – как клад возьмем, так и рассчитаетесь, кабы знал, что за клад такой. Может, он на имя заговорен, да еще и на бабье. Бывает такое – кладет поклажу человек, а сам приговаривает – владеть-де моей поклажей коли не мне, так рабу Божию Касьяну! А сколько их на свете-то? По пальцам сочтешь! Касьяновы именины – раз в четыре года!
– Коли расходы невелики, чего ж не оплатить? – Третьяк обвел взглядом сотоварищей, и они кивнули. – Много ли надобно?
– Сам не знаю. Коли понадобится спрыг-траву, от которой замки с сундуков сами спрыгивают, покупать – это одно, а коли орехов цвет – это другое. Нужно еще богоявленской воды у старушек прикупить, ладана в церкви, просфор, все может пригодиться.
– Столько-то наберем, – сказал Семейка.
– Еще обереги поставить. Может, на ком из вас порча лежит, клад взять помешает – так порчу снять.
– Вот уж точно, что на клад знахаря надо, – с почтением молвил Третьяк. – Нам бы и на ум не взошло!
– Так сколько же всего? – Семейка явно был намерен платить денежки немедленно.
– Экий ты скорый, а как по имени-отчеству? – спросил кладознатец.
– А Семеном Ефремовичем люди кличут.
Данилка намотал на ус – Семейка одним желанием платить немедленно и без торговли полюбился кладознатцу больше, чем Третьяк с любезным обхождением и льстивыми словами.
– А спосылай-ка ты, Семен Ефремович, малого за кружкой вина. Нужно наш договор скрепить, – и Абрам Петрович указал на Филатку.
– А где тут кружало неподалеку? – спросил скоморох.
– Как выйдешь из ворот, так все налево, налево, и у церкви спросишь, покажут. Да как кружку понесешь – ты ее под полой неси, неприметно. Понял?
– Как не понять!
Филатка поспешил прочь.
– Я бы и не подумал, что медвежья харя на клад указывает, вон они меня научили, – сказал Семейка. – Не поленился же кто-то, на дерево взобрался, резал!
– Ее могли и заранее вырезать, потом к дереву приспособить.
– Вот и мне показалось, что привязана. Примета хорошая, одна беда – не только тот, кто денежки зарыл, а всякий, кто на ту харю набредет, до клада добраться может. Вот как мы!
– Тот клад не дурак клал, – заметил Абрам Петрович. – Ты полагаешь, свет, он под той сосной и лежит себе? Давно бы сосну выворотили и клад забрали! Скорее всего, куда та харя глядит, туда и ступай, шаги считая.
– Как же знать, сколько шагов отсчитать?
– А это уж моя забота. И коли клад зачарованный – я тоже к нему подход найду. Бывают искатели неопытные – зачарованный клад возьмет и черепками рассыпется, или, того хуже, конским навозом обернется, его и выбросят, да еще матерно изругают. А он потом опять свой подлинный вид примет.
– Стало быть, непременно деревянная харя на клад указывает, – не отвлекаясь на конский навоз и тому подобные страсти, уточнил Семейка.
– Да для чего же еще ее к дереву приспосабливать?
– А сам ты, Абрам Петрович, про такой клад, где медвежья харя приметой, не слыхивал?
Кладознатец призадумался.
– А доводилось… Вы свою харю где отыскали?
– А ты где про клад с харей слыхал?
Тут-то Данилка с Третьяком и поняли, что сцепились противники.
– Не доверяешь, стало быть? – спросил Абрам Петрович.
– А я такой, – согласился Семейка. – Там, может, котел золота лежит! А я тебе все сразу разболтаю, ты забежишь вперед и возьмешь. Не-ет, свет, у нас с тобой все по-честному будет!
И это нехорошим голосом молвил тот самый Семейка, который преспокойно, работы по конюшне исполняя, кошель на видном месте оставлял. Надо сказать, что ни один из конюхов ни разу на тот кошель и не покусился. А кабы покусился – не Семейка, а Желвак с Озорным из него бы душу выколотили. У них кулаки куда как покрупнее Семейкиных были.
– Ну, твое право. Давай-ка, пока мы договор свой вином не скрепили, посовещайся-ка с товарищами. Может, и отступишься. Чтобы уж потом на попятный не идти!
– И то верно, – согласился Семейка. – Пойдем-ка, братцы, посовещаемся.
Они отошли от лавочки подальше.
– Мудрит кладознатец, – заметил Третьяк.
– Он знает, о которой харе мы речь ведем, – уверенно сказал Семейка. – И не хочет, чтобы мы туда совались. Не надобны мы ему там.
– Коли бы дело было лишь в кладе, кто ему мешает сказать – простите, люди добрые, тот клад по дедовой записи один боярин уж ищет и мы его почти взяли, так что отступитесь!
– Так в чем же дело-то?…
Данилка слушал старших, потому что своего мнения у него пока что не было. Вдруг он заметил, что Абрам Петрович, зайдя сбоку, делает ему знак – пальцем кивает. Мол, отойдем-ка…
– Третьяк… – чуть приоткрыв рот, но не шевеля губами, прогудел Данилка. – Говори чего-нибудь, а ты, Семейка, меня слушай.