Человек в черном, что, пригибаясь, хоронился за садовой зеленью, мог быть и безместным попом, и монахом-расстригой. А мог оказаться и одним из тех юродивых, которых купечество прикармливало, селило у себя на дворах и в трудные минуты жизни требовало от них благословений, пророчеств, вещих снов и тому подобной помощи. Во всяком случае, дикая волосня на мысль о здравом рассудке Данилку что-то не наводила…
О странном предложении кладознатца Данилка рассказал, лишь когда вышли с купеческого двора и пошли по Солянке к Китай-городу.
– Значит, подарок нам сделать решил? – уточнил Семейка. – Экий щедрый!
– Говорил он складно, – продолжал Данилка. – Ты-де, молодец, и сам найдешь, где та харя приколочена…
И вдруг замолчал.
– О чем задумался, детинушка? – спросил Третьяк.
– Мы с ним толковали, говорили, что харя к дереву привязана… – соображая, отвечал Данилка. – Ей-богу, привязана… А он – приколочена!..
– Я же говорил – знакома ему та харя лучше, чем нам! – воскликнул Семейка. – Что, если нам взять да и съездить на Троицкую дорогу, поискать того места? Все равно ведь придется!
Третьяк и Филатка переглянулись.
– Мы-то не поедем, – понурился Третьяк. – Нам сейчас нужно сидеть тише воды, ниже травы, а не верхом разъезжать. Не ровен час, кто увидит – да и до Земского приказа добежит. Ведь вся Москва, поди, уже знает, как у купца Белянина веселых гоняли…
– А мы вас и не зовем, – сказал Семейка. – Нам с Данилой дай Бог двух коней на день заполучить, куда еще третьего с четвертым!
– Стало быть, сейчас поедете? – спросил Третьяк.
– Почему бы и нет?
– Тогда тут мы и расстанемся, – предложил скоморох. – Я в Китай-городе ничего не забыл. Мне теперь не с руки по Москве слоняться, людей смотреть да себя казать.
– А я на Неглинку побегу, – сказал Филатка.
Данилка поглядел на него с некоторой завистью. Иные-то и среди бела дня с зазнобами обнимаются, а другим-то – седлать коней…
– Разумно, – согласился Семейка. – Так где же мы вас вечером сыщем?
– А к Николе Угоднику, что в Столпах, приходите на закате, там я и буду, – отвечал Третьяк.
– Да и я подойду, – добавил Филатка.
Раскланялись. Данилка с Семейкой заспешили – им нужно было пробежать Китай-городом и через весь Кремль, взять лошадей, через пол-Москвы добраться до Троицкой дороги, и неведомо, сколько времени уйдет на поиски хари.
Они уже шли по Варварке, когда услышали за спиной истошное:
– Стойте! Стойте, конюхи!
Оба разом подумали о вчерашней облаве. Красная площадь с торгом была уже совсем близко – мало ли кто из земских ярыжек слоняется тут, наблюдая за порядком, да и опознал беглецов с белянинского двора? Или же те приставы, которых побили в саду, опомнились и уже бродят по Москве, высматривая обидчиков.
– За мной! – Семейка нырнул в ближайший переулок и прижался спиной к забору.
Тут же раздался лай. Место, чтобы скрыться, конюх выбрал неудачно – как раз тут был привязан сторожевой кобель и стал кидаться лапами на забор.
Семейка вытащил за алую кисточку свой засапожник и взял поудобнее.
У Данилки оружия не было, и он просто сжал кулаки.
– Стойте, конюхи! Я это, я! – голос был знакомый.
– Третьяк? Ты, что ли? – Семейка опустил руку с ножом и выглянул из-за угла. – Что еще стряслось?
– Послушайте-ка, чего было! – выкрикнул Третьяк, нагнав конюхов. – Уже не мы за кладознатцами гоняемся, а они за нами!
– Ого?!
– Ф-фу! Ну, слушайте, рты разевайте, да ворону не поймайте. Стоило мне с вами расстаться да к Маросейке повернуть – человек за мной, гляжу, увязался. Я нарочно свернул – и он за мной свернул. Ну, думаю, не иначе – признал… И сдаст он меня первому же стрелецкому караулу! Ну-ка, думаю, а не взять ли ноги в руки?… и все скорее, все скорее пошел. А он сзади как гаркнет – постой-де, добрый человек, я так бегать не навычен! Я ему – а на что я тебе понадобился? Он мне – а дельце есть.
– И ты подошел? – спросил Семейка, пряча засапожник.
– Так я же не с голыми руками. И у меня за голенищем не пусто. Сошлись мы. Он и говорит – видел-де, как ты с товарищами с Абрамкой-кладознатцем разговоры разговаривали. И я, говорит, того Абрамку знаю, он только цену набивать горазд. Он с вас как начнет брать – и на просфору девятичиновную, и на молебны, и на богоявленскую воду, уж не рады будете, что связались. А возьмете ли клад – то еще вилами по воде писано. Я ему – а что, уж не ты ли поможешь клад взять? Он мне: да для того за тобой и бегу! Про медвежью харю, говорит, наслышан, и как тот клад взять тоже знаю, да там такое дело – клад-то не для пугливых. Многие уже его взять пытались, да прочь бежали, порты обмочив. А вы четверо, я гляжу, люди основательные, стало быть, нам вместе брать тот клад на роду написано! Вот такой ловкий мужичок мне попался.
– И сговорился ты с ним?
– На всякий случай – сговорился! Назвался он посадским человеком Коробом и тоже много хвалился, что клады брал. Ох, чую, отыщем мы и впрямь котел с жемчугом!
– Почему с жемчугом? – полюбопытствовал Данилка.