Королева Бедлама

Вдруг дверь открылась, и на крыльцо вышел человек. Он обернулся — напоследок сказать что-то женщине за спиной, — и в этот миг преподобный Уэйд исчез во мраке. Мэтью тоже прижался к двери дома, у которого стоял. Через минуту клиент заведения мадам Блоссом прошагал мимо, оставляя за собой след табачного дыма, и Мэтью подумалось: вот где Масочнику надо подстерегать своих жертв, ведь из дома Полли Блоссом мужчины выходят наполовину одурманенные, наполовину осовелые.

Медленно и осторожно Мэтью высунул голову и бросил взгляд вдоль Петтикот-лейн. Священника нигде не было. Исчез, подумал Мэтью. Но нет, нет… Не может человек просто взять и исчезнуть. Мэтью выждал секунд пятнадцать.

Тут в темноте забрезжил тусклый свет фонаря, и из щели между домами выполз, подобно улитке, Уэйд — точнее, показались только его плечи и голова. И вновь он держал фонарь внизу, роняя свет на булыжники мостовой. Казалось, он просто глядит неотрывно в окна розового дома.

Как же это понимать? Мэтью по-прежнему страшила мысль, что он вот-вот станет свидетелем падения Уэйда. Впрочем, если святой отец действительно спутался с одной из здешних дам и регулярно посещает сие заведение, почему бы ему просто не войти?

А потому, что ночными прогулками и посещением публичного дома дело не ограничивается. Тут что-то другое. Священника на углу ждали доктор Вандерброкен и неизвестная женщина. Попахивает серьезным делом, некой тайной и…

И нельзя оставить без внимания поведение святого отца. На глазах у Мэтью преподобный Уэйд прислонился головой к каменной стене за спиной, прикрыл лицо ладонью и сокрушенно зарыдал.

Мэтью стало неловко. Он был невольным свидетелем сцены, которую предпочел бы вовсе не видеть. Зачем он вообще согласился устроить слежку за священником?! Теперь он тоже замешан в этой истории, а при его дотошности и склонности при каждом случае пересчитывать ангелов на булавочной головке, он и здесь должен будет докопаться до истины. Не видать ему покоя, если он не узнает, почему Уэйд рыдал среди ночи возле дома плотских утех, где до сего дня не было пролито ни единой слезы.

В следующий миг в конце улицы раздались шаги. Святой отец решил скрыться бегством: кружок света от его фонаря быстро двинулся в обратном направлении. Мэтью понял, что Уэйд может его увидеть — если, конечно, махнет фонарем в его сторону, — так что прижался к двери и затаил дыхание.

Священник с опущенной головой стремительно прошел мимо. Он так маялся — или что-то так глодало его изнутри, по выражению Джона Файва, — что не смотрел ни направо, ни налево и уж тем более не заметил Мэтью, застывшего под дверью, подобно статуе. Уэйд пересек Брод-стрит, и лишь тогда Мэтью осмелился шевельнуться. Из-за угла он увидел, как святой отец повернул на Принцесс-стрит, — видимо, он направлялся домой.

Ни малейшего желания продолжать слежку у Мэтью не было. Сейчас бы домой, почитать что-нибудь на сон грядущий и заснуть. Он двинулся на север по совершенно безлюдной Брод-стрит — лишь впереди, рядом с Уолл-стрит, мигал чей-то фонарь, но и он вскоре исчез на западе.

Что ему теперь делать с этим новым знанием? На душе было муторно. Как ответить Джону Файву, когда он спросит, что ему удалось выяснить про Уэйда? И ведь далеко не факт, что святой отец каждую ночь ходит именно к дому Полли Блоссом. Однако в данном случае довольно и одного раза, чтобы заподозрить неладное. Что забыл служитель Господа в…

Вдруг из темноты вылетела трость с черным набалдашником, каким впору вышибать людям мозги. Удар пришелся Мэтью в левую ключицу, и он отпрянул.

— Так и знал, что это ты! Мерзавец! Так и знал!

Тростью его ударили слева, из-за угла конторы ростовщика Сайласа Янсена на пересечении Брод- и Баррек-стрит. Тусклый свет догорающего уличного фонаря выхватил из темноты едва стоящего на ногах Эбена Осли: он где-то потерял парик, одутловатое лицо его имело багровый оттенок, на взмокший лоб налипли седые космы. В руке он держал фонарь, за стеклом которого едва теплился огарок свечи. Рот его скривился, и Осли занес трость, чтобы покрепче огреть ею Мэтью.

— Я ведь запретил за мной следить! Чертов гаденыш, ты у меня поплатишься! Я преподам тебе урок!

Мэтью легко увернулся от удара.

— Прекратите, — сказал он.

— А ты не смей командовать! Ишь обнаглел!

Вновь трость взлетела в воздух, но на сей раз Осли потерял равновесие и припал к стене лавки Янсена. Там он стоял, яростно отдуваясь и не в силах пошевелиться — вечерние возлияния сделали свое дело.

— Убью! — прохрипел он. — И станцую на твоей могиле, паскудник!

— Это вряд ли, — ответил Мэтью.

Ему пришло в голову, что сейчас он может без труда отнять у Осли палку и как следует его отлупить. Пусть завтра синяки считает! А можно надавать ему по голове так, что люди примут его багровые шишки за новый парик. Еще можно повалить его на землю и отпинать по безобразной морде в свое удовольствие — отвести душу…

Да только душа Мэтью не хотела таких удовольствий.