Королева Бедлама

Судя по воплям с Баррек-стрит, лаю собак и перекличке соседей, проснулся уже весь город. На месте Масочника, подумал Мэтью, я бы прекратил охоту и поскорее спрятался в нору. Однако кругом было множество укромных местечек, где убийца вполне мог устроить засаду. Слева, к примеру, стоял сарай, а за ним громоздилась куча мусора: прохудившиеся ведра, мотки ржавой проволоки, колеса для телег и прочее в таком роде. Справа — задний вход какой-то лавки и овощной погреб. Мэтью дернул дверцу погреба, но тот был заперт изнутри на засов. Он двинулся дальше, светя по сторонам гаснущим фонарем. Овощные погреба имелись у большинства домов и лавок; то и дело попадались калитки, которые вели либо в голландские садики, либо направо на Нью-стрит и налево на Брод-стрит.

Шагая по переулку с поднятым фонарем и выставив перед собой трость, будто шпагу, Мэтью вглядывался в темноту: не мелькнет ли черный силуэт? Шум, долетавший с Баррек-стрит, наводил на мысли о народном бунте (или великом празднике?) по случаю гибели Эбена Осли.

Впереди уже виднелся конец переулка. Он выходил на Бивер-стрит, где окна домов отражали свет другого уличного фонаря. Мэтью не прекращал размахивать фонарем по сторонам и поглядывать на мостовую, — быть может, Масочник в спешке обронил какую-нибудь вещь. Разумно будет потом пройтись обратно по своим следам, подумал он. Хотя нет, лучше сделать это днем: среди ночи недолго нарваться на очередного стрелка.

И тут совершенно неожиданно свет фонаря выхватил из темноты нечто такое, от чего Мэтью невольно замер на месте как вкопанный.

Темно-красный след на ручке очередного погреба.

Мэтью наклонился и внимательно рассмотрел ручку. Сердце, которому и так нелегко пришлось в последние минуты, заколотилось с новой силой. Пятно было небольшое, зато влажное и свежее, — видно, убийца схватился за ручку окровавленной перчаткой.

Просунув палец под ручку, Мэтью попытался поднять дверцу, но она оказалась заперта. Что это за здание, интересно? Он сделал пару шагов назад. Двухэтажный кирпичный дом — жилой или какая-нибудь лавка? Сзади не поймешь. Свет в окнах не горит. Мэтью нашел сбоку дорожку и побежал по ней; впереди виднелась кованая калитка, выходившая на Брод-стрит. Он уже собирался толкнуть ее, когда мимо пронеслись двое с фонарями — видимо, спешили на место преступления. Мэтью выждал, пока они отойдут подальше: еще не хватало, чтобы его задержал (а то и поколотил!) какой-нибудь перепуганный насмерть констебль. Затем он вышел на Брод-стрит и осмотрел здание.

В одной из комнат на втором этаже горел свет — две-три свечи. Кроме того, Мэтью удалось разобрать надпись на табличке у входа: «Поллард, Фицджеральд и Кипперинг, адвокаты».

Мэтью одолел три ступеньки и постучал в дверь медным дверным молотком — в ночной тишине звук получился громкий, точно выстрел.

Он стал ждать, поглядывая на юг по Брод-стрит — не побежит ли оттуда кто-нибудь еще. Дверь никто не открывал, однако свет наверху слегка задрожал, будто кто-то взял свечу. Стучать второй раз не хотелось, такой грохот и мертвого разбудит… Но надо же как-то попасть внутрь!

Прошло секунд десять — нет ответа. Когда Мэтью уже занес кулак над дверью, щелкнул засов. Дверь отворилась, и в этот миг догорающая свеча в его фонаре окончательно потухла.

Тут же ему ткнули в лицо другой свечой:

— Корбетт?.. Чего вам надо?!

Мэтью прищурился от яркого света. Голос был знакомый.

— Простите за беспокойство, сэр, но вы, наверное, слышали на улице шум?

— Слышал, — буркнул Кипперинг. — Какое-то дурачье вопит на весь город. И вроде бы из ружья пальнули. Что стряслось?

— Разве вам не хочется выйти и посмотреть?

— А должно хотеться?

— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

— Да, если вопросы задает мне среди ночи секретарь мирового судьи.

Кипперинг опустил свечу в оловянном подсвечнике. Мэтью заметил, что он до сих пор не снял видавший виды черный сюртук, да и сам теперь выглядел под стать своему наряду: встрепанные волосы, оплывший рот, глаза скорее водянистые, чем ледяные, и под ними — темные круги.

Мимо по тротуару шли на север двое мужчин и одна женщина. Мужчины были вооружены: у одного — мушкет, у другого — топор.

— Стойте! — окликнул их Кипперинг. — Что случилось?

— Опять человека убили, — послышался ответ. — Масочник кому-то голову отрезал! — С этими словами троица прямо-таки радостно припустила вперед.

— В целом верно, — сказал Мэтью. — Хотя они несколько преувеличили. Масочник убил Эбена Осли. Он сейчас лежит на Баррек-стрит.

— Кто лежит? — Кипперинг поморгал тяжелыми веками. — Масочник или Осли?

— Осли. Вы больны?

— Это как посмотреть. — Кипперинг провел рукой по непокорной густой гриве, и черная запятая вновь легла ему на лоб. — Значит, Осли убит? — Он, казалось, впервые обратил на Мэтью осмысленный взгляд и тут же заметил у него в руках трость. — Если не ошибаюсь — а я не ошибаюсь, — она принадлежит Эбену Осли и была сегодня при нем в «Терновом кусте». Я запомнил, потому что он едва не вышиб ею мозги Тому Флетчеру. Можно полюбопытствовать, как она попала к вам?