– О, тут как раз всё было ясно с самого начала, – весело ответил детектив. – Дело в том, что наш покойник был вполне себе жив, когда сверзился со стула. Шею себе повредил, похоже, изрядно… А убийца тот, кто неосторожно попытался перенести его на кровать и усугубил повреждения. Человеческие шеи, знаете ли, иногда бывают очень хрупкими… Ах, да, по вашему докладу выходит, мистер Друпплз, что убийца-то – вы и есть.
Несколько мгновений царила абсолютная тишина, а потом констебль с тихим жеманным «ах» осел на пол – лишился чувств, причём самым естественным образом. Эллис выглянул из комнаты и, подозвав Дика, дурноватого плотника, попросил его унести пострадавшего куда-нибудь подальше и оставить там, пока не придёт в себя. Остальные свидетели в этом время переглядывались – и, судя по выражениям их лиц, они слышали каждое слово.
– Мистер Норманн, – жалобно позвала вдруг мисс Норидж. – А что же это, получается, бедолагу Друпплза повесят?
Эллис придирчиво оглядел коллегу. Таким, тихим и спокойным, он нравился ему гораздо, гораздо больше.
– Да не за что тут вешать, к сожалению. Формально-то мистер Норидж из-за него умер, но по-хорошему нет тут ни умысла злого, ни вины. Значит, так и запишу – нелепое стечение обстоятельств. А теперь все – кыш! Мне отчёт написать надо! Кыш, кыш!
…Святой Кир по-простецки присел на край стола, дымя трубкой.
– Вот хороший ты парень, Эллис, с чистой душой. Однако же терпеливости и снисхождения к людям тебе и впрямь не хватает. Поэтому пошлю я тебе…
– Терпения? – с надеждой подхватил Эллис, отрываясь от писанины.
Святой только усмехнулся – и хитро посмотрел искоса.
– Пошлю я тебе друга. С такой рожей, чтоб тебя от одной его улыбки всякий раз перекашивало. И чтоб везло ему в карты побольше твоего, – он выдохнул облако ладанного дыма. – И чтоб избавиться ты от него не мог. Ну, каково? Предвкушаешь уже?
– Да сохранит меня Небо, – искренне откликнулся Эллис, закрывая лицо руками. – Уж лучше к покойникам.
– К покойникам тебе рановато, – несолидно расхохотался святой Кир. – Эх, молодой ты ещё, молодой…
Сказал – и исчез, оставив после себя только ароматное облако, туманные воспоминания да прожжённое пятно на отчёте. Последнее было обиднее всего, обиднее даже зловещих посулов – пришлось целую страницу переписывать. Впрочем, Эллис сделал над собою усилие и принял это как тренировку терпения – и лишь в конце не удержался и спросил в пустоту:
– А можно мне ниспослать двух друзей? Чтоб один – для смирения, так и быть, но другой – для радости? Такого… щедрого, что ли? – жалобно добавил он, прислушиваясь к урчанию в собственном животе. – И чтоб готовил вкусно.
Ответить святой Кир не удосужился, конечно. Но что-то – интуиция, быть может? – подсказывало Эллису, что просьбу он услышал.
И выполнит её – непременно.
3 Счастливчик (история Клэра Черри)
Клэр Черри небезосновательно считал себя человеком, погрязшим в бесчисленных пороках, но одного за ним никогда не водилось: милосердия. Тот, кто легко переступал через себя, должен был бы и через умирающего в подворотне оборванца перешагнуть, не задумавшись. Но не вышло; беспокойно ворочалось что-то внутри – то ли недобитая совесть, то ли недоброе предчувствие, то ли недозрелое яблоко, сорванное с низкой ветки три переулка назад… Поразмыслив, он решил назвать это чувством прекрасного: в конце концов, надо начисто лишиться вкуса, чтобы позволить кому-то умереть у тебя на глазах, когда вокруг бушует июль, небо – торжественная, почти сакральная синева, а нужные карты уже третий день сами идут в руки.
– Нет, зверёныш, к покойникам тебе рановато, – вслух подытожил Клэр, потрогав мыском начищенного ботинка гору грязных тряпок, под которой всё ещё дышало, смердело засохшей кровью и дрожало живое существо. – Я забираю тебя с собой. И нет, возражения не принимаются.
Собственный голос, как всегда, показался ему со стороны отвратительным, как липкая патока, аж мурашки пробежали; но от этого хотелось ещё больше тянуть слова и подливать елея, самому себе назло.
Если уж страдать, считал Клэр Черри, то с размахом, грандиозно, доводя до полнейшего абсурда.
И в конце – посмеяться.
Он нанял кэб и двух молодчиков, чтоб помогли затащить оборванца на сиденье, заплатил дополнительно вознице за неудобства и послал за доктором – широкий жест, можно сказать, мотовской, но после сегодняшнего выигрыша можно было позволить себе и не такое. Отмытый в трёх бадьях, одетый в белую ночную сорочку, бледный и затихший зверёк стал немного походить на человека – на лохматого, истощённого, голенастого мальчишку лет пятнадцати, уже сейчас больше чем на голову выше своего спасителя.
Многое повидавший доктор осмотрел его, пощупал пульс и вышел из комнаты, поманив Клэра за собой.
– Он, конечно, ранен. Но если бы из этого юноши вылилось столько крови, сколько мы с него смыли, сэр, он был бы мёртв, – произнёс он с нажимом. Прекрасно поставленным голосом, надо заметить, за который сразу захотелось удержать часть платы, просто чтоб неповадно было. – Вы не находите это странным?