Кофейные истории

Мэдди кивает, как заворожённая. В себя она приходит уже на полпути к дому, в кэбе. Напротив сидит Мирей, чрезвычайно довольный собой, а рядом, на сиденье – шляпная картонка и платье. Уже вечереет. Где-то вдали звенит колокол, и две женщины ругаются, кажется, из-за опрокинутой корзинки, а мальчишки гогочут над ними. Свет стал теплее, мягче, ветер почти стих, и чудится, что город погружается в дрёму, хотя до ночи-то, по-хорошему, ещё очень и очень далеко.

«Славный был день, – проносится в голове. – Побольше бы таких».

– А Эллису подарок мы так и не нашли, – вздыхает Мэдди, потому что совсем молчать капельку неловко, даже если рядом Мирей.

Он вскидывает брови:

– То есть как не нашли? Терпение, моя дорогая, терпение, и вы всё поймёте, – загадочно улыбается он и напрочь отказывается что-либо объяснять, пока кэб не останавливается у «Старого гнезда».

В кофейне, точнее сказать, над нею, Мирей отправляет Мадлен сперва отмывать руки красивым лавандовым мылом – сущее расточительство! – а затем убеждает смазать их, ещё влажные, хорошим оливковым маслом, которое мистер Белкрафт использует для готовки. Затем они ужинают, потому что день выдался утомительный, а двумя яблоками и кусочком кекса всё-таки не наешься; поэтом Мэдди снова примеряет платье, потому что ведь любопытно взглянуть на него вместе со шляпкой, а потом обнаруживает себя на стуле, и волосы у неё распущены, а Мирей возится со щёткой и шпильками, напевая себе под нос.

– Ещё немного, мон ами, ещё немного, – весело просит он, старательно начёсывая пряди, заплетая тоненькие косицы и перевивая их лентами. – У меня целых четыре младшие сестры, я знаю, что делать!

Снаружи, кажется, совсем стемнело; клонит в сон, потому что завтра вставать ужасно рано.

– Рене? – зовёт Мэдди.

Так тепло и хорошо; и он тоже совсем как родной, будто старший брат… нет, как сестрёнка, только высоченная и с низким голосом.

Даже пауков, вон, боится.

– Да, мон ами?

– А мы с Эллисом вправду помиримся?

Мирей вздыхает – и легонько щёлкает её по носу.

– Я думаю, дружок мой, что вы и не ссорились. Но дай вам Небеса мудрости, чтоб это понять, – непонятно говорит он, запихивая шпильки ей в волосы. – Потому что он, прошу меня простить за прямоту, осёл каких мало.

Мэдди фыркает и начинает болтать ногами, за что получает чувствительный тычок в бок и наказание не вертеться и посидеть ещё минуту спокойно.

– Ну и пусть осёл, – бурчит она. – А я вообще никто. Сорняк.

Мирею отчего-то становится весело:

– О, да! Очаровательный сорняк. М-м, как это… чертополох! – Он отводит несколько прядей за уши и закрепляет. – Определённо колючий, этого не отнять. Живучий, пожалуй. В вазе долго не простоит, если срезать. Цветёт красиво, но если схватиться неосторожно, можно руку рассадить…

– То есть не подарок? – расстроенно отзывается Мэдди сквозь дрёму.

– Не подарок, – соглашается Мирей охотно и щиплет её за щёки: – Готово, моя дорогая!

От неожиданности сонливость слетает, и кровь приливает к лицу.

Он отходит с зеркалом чуть подальше, чтобы Мэдди могла себя хорошенько рассмотреть – в новом платье, похожем на голубое облако, с красиво уложенными волосами и нежным румянцем. Пожалуй, до садовых роз ей далеко, но полевые цветы тоже по-своему неплохи, решает она.

«Значит, буду чертополохом».

– Не подарок, – довольно повторяет Мирей. – Но для осла – в самую пору!

Становится смешно, и спорить вовсе не хочется.

Почему-то ей кажется, что Эллису всё это ужасно понравится.