Констебль в Чиддинге оказался премерзкий. Видят Небеса, Эллису не раз и не два приходилось срываться из столицы, чтобы подсобить провинциальным «гусям», и далеко не все ценили помощь со стороны, а кое-кто, случалось, и откровенно противился ей… Но такого манерного, слащавого, ехидного и притом глупого человека он встречал впервые.
Да ещё и звали его по-дурацки.
– Жду не дождусь, мистер Но-орман, – произнёс этот Друпплз, невыносимо растягивая слова. – Жду не дождусь, когда вы блестя-а-а-аще распутаете дело.
Волосы его, светлые и густые, как мох, лоснились от помады; тонкие усики стояли торчком над губой; шейный платок, вообще-то не полагающийся по уставу, душно благоухал розами.
«Святой Кир, если ты за мной ещё приглядываешь, то пошли мне, пожалуйста, терпения, – устало загадал Эллис про себя. – Не для себя прошу, а ради спасения невинной жизни… пускай и премерзкой».
Но вслух сказал только:
– А чего тут распутывать-то? И часа хватит, – он поворошил разбросанные на столе листы, наугад выуживая отчёт местного медика, вернее сказать – костолома. – Зовите эту, как её… несчастную вдову.
Друпплз, по-девичьи семеня, покинул комнату, а через три минуты вернулся в компании полноватой женщины с трагически опущенными уголками рта и с красивым, глубоким голосом стареющей оперной дивы. Трубно высморкавшись в платок, отороченный кружевом, она сложила руки на груди и завела песню:
– Мой Джон… О, мой бедный Джон… Не могу поверить, что мой бедный Джон… Ох, мой Джон…
Послушав из вежливости с полминуты, Эллис прервал её:
– Это правда, что на прошлой неделе вы купили в аптеке четыре пузырька лауданума?
Вдова аж спала с лица, но нашла в себе силы ответить:
– Ах, я не помню уже… меня так мучает бессонница, так мучает… Мой бедный Джон…
– Можете принести сюда эти пузырьки? – не позволил он ей уйти от темы. – Кстати, красивое у вас ожерелье. Новое? И серьги тоже замечательные.
Женщина окончательно растерялась, и белобрысый Друпплз гневно блея, шагнул вперёд:
– Ми-и-истер Норманн, что вы себе позволяете, сия в вы-ы-ысшей степени достойная особа…
У Эллиса вырвался вздох.
– Уведите особу. И пригласите её дочь.
Следующая посетительница внешне пошла не мать, а в покойника, который сейчас ютился на лавке в соседней комнате – высоченная, немного сутулая и с такой длинной шеей, что её хватило бы на двух юных леди.
– А вы слышали? Готова спорить, не слышали! – заговорщическим шёпотом заявила она, едва усевшись напротив. – У нас тут водится привидение! Я видела его, мой жених видел его! Вот оно-то, бьюсь об заклад, и убило отца! Вы видели, что случилось с его креслом? Все четыре ножки подломились разом! Нет, это точно дело рук призрака!
Эллис согласно покивал, а потом, склонившись вперёд, таким же загадочным тоном поинтересовался:
– Когда ваш жених, ученик плотника, в последний раз навещал вас?
Девушка скромно опустила глаза долу.
– Ох, ну вы понимаете, отец не очень-то его одобрял, так что виделись мы редко. Хотя вот намедни мама позвала его поправить лестницу, одна ступенька стала скрипеть. И вот тогда призрак…
– Служанка говорила, что этой ночью вы выходили из дома. Зачем?
– Ох, ну неловко говорить… – затрепетала она ресницами. – Моя ночная сорочка сушилась на подоконнике и улетела, был, знаете, такой ветер, завывал в трубе, прямо как привидение!
– Улетела, значит, – кивнул Эллис. – И приземлилась аккурат на жердь с крестовиной напротив окон вашего отца, ныне покойного? Какое интересное совпадение.
– Мне дурно, – не теряя хладнокровия, заявила девушка.
И, оглядев хорошенько всё вокруг себя, плавно легла в обморок.
Снова подскочил Друпплз, замычал возмущённо, замахал руками – и, естественно, уволок лишившуюся чувств свидетельницу. Эллис наблюдал за представлением отстранённо, больше прислушиваясь к собственным ощущениям и пытаясь понять, чего же ему хочется больше: есть или спать? По всему выходило – прикорнуть после сытного ужина, но ни то, ни другое до возвращения в Бромли ему не грозило, а чтоб вернуться, надо было всё-таки указать на убийцу Джона Нориджа, в прошлом удачливого дельца, а ныне – крайне нелепого покойника.
– Теперь жених, – приказал Эллис, стоило пылающему праведным гневом Друпплзу заглянуть в двери. – И бросьте уже ухлёстывать за мисс Норидж, не видите, что ли – она по уши влюблена в другого.
Констебль трагически позеленел и вышел, не проронив ни звука.
«Только бы он про свидетеля не забыл от расстройства, – подумал Эллис и сделал пометку в своих записях. – Впрочем, без этого-то горе-интригана я обойдусь, а вот со служанкой бы хотелось поговорить, занятная особа».
Жених, ученик плотника, явился через некоторое время – бледный, трясущийся и, судя по обвислым щекам, с испугу похудевший за одну ночь.
– Простите, добрый человек, бес меня попутал! – с ходу воскликнул он и повалился на колени, стукаясь лбом об пол. – Каюсь, каюсь, это я подпилил ножки у того клятого кресла! Но чтоб мистера Нориджа со свету сжить… никогда… да я б ни за что!
«Терпения, – медленно выдохнул Эллис, борясь с искушением врезать свидетелю по уху. – Святой Кир, пошли мне терпения».