Кодекс калибра .45

Несмотря на вихрь эмоций, заложенный в его словах, его голос был сух и ровен. Еще минуту мы мерили друг друга взглядами.

— Вы ничего мне больше не хотите сказать?

— Вы первый детектив, который ни разу не повысил на меня голос.

Он криво усмехнулся, затем спросил:

— Вы были у адвоката?

— Да. Вот бумага.

— Так-так. Быстро все оформили. Может, все-таки вы его…

— Вам еще не надоело играть в эту игру?! — оборвал я его. — Давайте закончим с делом, и я пошел!

— Значит, вы прочитали завещание, и не нашли ничего такого, что могло бы пролить свет на случившееся?

— Нет.

— Держите ключи.

Я взял ключи и встал, собираясь уходить, как детектив сказал:

— Предупреждаю, дело смерти Мориса Лепье в руках закона, поэтому не советую вам путаться у меня под ногами.

— Вы меня с кем-то спутали, детектив. Я благонамеренный и законопослушный гражданин Америки. Вы меня просто обижаете подобными словами!

— Идите, мистер Дантон. У меня много работы.

— Хорошо, что напомнили. У меня сегодня тоже много работы.

Сказав это, я увидел злое презрение в глазах детектива. Губы его сжались и сейчас представляли собой прямую жесткую линию.

Глава 11

Томас Торклифф был хорошим юристом. Отлично разбираясь в механике бизнеса и хозяйственном праве, он всегда умел отыскать лазейку, которая давала нам возможность обернуть дело в свою пользу или отнять козырь у противника. При этом, что было особенно странно и совсем непонятно для меня, он был ярым последователем методической церкви с ее прописной моралью. Идя по улице, он всегда отводил взгляд от женщин легкого поведения, считал кинематограф происками дьявола и никогда в жизни не прикоснулся к спиртному, зато щедро жертвовал деньги на церкви, воскресные школы, больницы.

Впервые я увидел его у церкви, когда народ расходился после утренней воскресной проповеди. Одетый во все черное, в яркий солнечный день, среди нарядной толпы он показался мне чем-то вроде нарисованного человечка, выкрашенного в черный цвет, которого вырезали и непонятно зачем наклеили на ярко раскрашенную картинку. Так, в моем воображении, выглядел стоящий высокий худощавый мужчина лет сорока с отсутствующим выражением лица и взглядом, устремленным куда-то в пространство. Он привлек мое внимание, когда я сидел в своем автомобиле и ждал девушку, с которой мы договорились встретиться после воскресной службы. Она уже должна была выйти из церкви, но почему-то запаздывала.

«Сколько можно грехи замаливать! Совесть надо иметь! Придется ее поторопить!»

Только я вышел из машины, как вдруг услышал громкий крик:

— Не смейте, вы, подлые люди!!

Не успел повернуть голову в его сторону, как за моей спиной раздался истошный крик женщины. Резко обернувшись, я увидел, как на противоположной стороне улицы два босяка пытаются отобрать у женщины сумочку. Та кричала и отбивалась от них другой рукой. Так продолжалось несколько секунд, пока один из грабителей, разозленный сопротивлением, не ударил ее кулаком в лицо и не сбил с ног. Неудачники уже собрались бежать без добычи, как на их пути стал этот мужчина. Если его появление только добавило прыти одному из грабителей, то второй, обозленный неудачей, выхватил нож. Я бросился ему на помощь, но опоздал. Когда я подбежал, мужчина, с побелевшим от боли лицом, стоял, зажимая рану одной рукой. Вокруг него и лежащей на земле женщины постепенно стала расти толпа любопытных. Пока кто-то из мужчин помогал подниматься виновнице переполоха, я спросил мужчину:

— Как вы?!

— Больно, но терпимо, — тихо произнес он, но его губы сами собой кривились от боли.

— Ой! Смотрите у него кровь на пальцах, — вдруг произнес женский голос у меня за спиной.

— Ах! Мне дурно! — раздался другой женский голос. — Фрэнк, пойдем! Я не могу этого видеть!

— Идемте, я отвезу вас в больницу! Помочь, или сами дойдете до машины?

— Спасибо. Сам, — но только он сделал шаг, как охнул и пошатнулся. С одним из зевак-мужчин мы довели, а затем уложили его на заднее сиденье моего «Кадиллака». Через десять минут я затормозил у входа в больницу.

— Потерпите еще немного. Я позову врачей.

Он приподнял голову, а когда увидел на фасаде название больницы, вдруг сказал:

— Большое вам спасибо, сэр, но со всей прямотой вынужден сказать, что не могу лечиться в этой больнице. У меня нет денег.

— Зато у меня они есть.

— Извините, сэр, но я не знаю, когда смогу их вам отдать. Я потерял работу.

— Считайте, что я добрый самаритянин.

Ранение оказалось не тяжелым. После того как врач вышел и заверил меня, что все в порядке, я зашел к нему в палату.

— Сэр, даже не знаю, как вас благодарить.

— Раз не знаете, то и не благодарите. Я оплатил ваше лечение в течение недели. Врач сказал, что этого срока вам вполне хватит, чтобы встать на ноги. Теперь скажите: кому сообщить о том, что вы ранены и лежите в больнице.

— Жене. Ее зовут Луиза Торклифф. 41-стрит. Дом 34. Только я вас очень прошу, скажите Луизе одной. Не хочу, чтобы мои дочки услышали.

— Передам. Выздоравливайте!

— Подождите еще одну минуту. Меня зовут Томас Торклифф. Теперь назовите ваше имя, благородный человек, чтобы наша семья знала, за кого молиться.