Злобин: Я, к слову, считаю, что с тобой содержательно и политически поступили несправедливо. Нельзя ограничивать в правах журналистов за высказанное ими мнение. Журналисты должны быть свободными в своей профессиональной деятельности. И свое несогласие с таким решением я нигде не скрываю.
Киселёв: Сердечно благодарен за солидарность. Жаль, что от твоего мнения ничего не зависит. Как бы то ни было, я являюсь живым примером таких ограничений. Кстати, Америка санкции против меня не ввела. Первая поправка, похоже, там все еще что-то значит. А вот Брюссель повел себя грязнее. С Евросоюзом я даже пытался судиться, требуя отменить абсурдные санкции. Тяжба тянулась два года, а на сам судебный процесс в Европейском суде общей юрисдикции в Люксембурге меня даже не пустили, вынеся отрицательный вердикт заочно. Таким образом, Европа меня лишила не только права на свободу передвижения, но и права на защиту. А ты мне что-то про несвободную Россию говоришь!
Вообще, что касается людей, которые уехали, то чаще они больше теряют, чем приобретают. Своими за границей они никогда не станут. Наверное, на Западе можно заниматься и бизнесом, и наукой. Но при этом утрачивается многое из того, что нужно, как говорится, для души. В том числе и такой важный компонент личности, как ощущение Родины. Для русских это важно. Наверняка уехавшие скучают и страдают, хотя и не всегда готовы признаться в этом даже себе.
Злобин: К счастью, всегда можно приехать и даже вернуться насовсем — в этом смысле Россия действительно изменилась радикально, и слава богу. Здесь прогресс для меня очевиден. Хотя Советский Союз долго доказывал, что именно он представляет собой правильную модель мироустройства, но мы теперь видим, что в этом вопросе он уж точно вел себя неправильно и терял людей навсегда. Вообще я думаю, что мы пережили традиционное понятие эмиграции. Пережили как историческое явление, как часть советской действительности. Сегодня для граждан большинства стран уже нет эмиграции как таковой — можно жить в одной стране, учиться в другой, работать в третьей, на пенсии перебраться в четвертую, детей содержать в пятой, иметь собственность в шестой и так далее. И Россия в этом смысле вполне вписывается в глобальный тренд. Хотя я полагаю, что сегодня люди предпенсионного возраста, имеющие возможность уехать за рубеж, будут делать это еще в большем объеме. В результате российской пенсионной реформы.
Но я сейчас хочу вернуться к теме пропаганды. Мне кажется, что в России до сих пор существует, мягко говоря, нелюбовь к инакомыслию. Даже ненависть к инакомыслию. И инакомыслящие люди — начиная от меньшинств разного рода и заканчивая настоящими либералами, из которых здесь сделали просто пугало, — начали чувствовать себя неуютно и некомфортно. Мне кажется, российское телевидение и радио, российская пропаганда (в английском языке это слово несет однозначно негативный смысл, однако в России оно нейтральное) призывают к максимальному единству во взглядах, во мнениях и в системе ценностей — «Кто не с нами, тот против нас». И мне кажется, это очень нехорошо для страны. Потому что, во‐первых, нельзя такую огромную и разнообразную страну свести к одному взгляду, а во‐вторых, именно плюрализм, разнообразие, конкуренция идей и взглядов, в том числе в политике, всегда приводили к максимально эффективному результату. По крайней мере в новейшей истории человеческой цивилизации.
Киселёв: Единственное, к чему призывает российское телевидение, уж если на то пошло, так это любить Россию: не называть нашу армию вражеской и не потирать руки, когда какой-то сексуальный маньяк нападает с ножом на журналистку радиостанции «Эхо Москвы» Фельгенгауэр. А в остальном — полный плюрализм. Не любить Россию в России — неприлично, хотя и ненаказуемо. Да, собственно, это нормально, будь то для Америки или Китая.