Хроники преисподней

– Гражданин начальник, по вашему приказанию заключенный Громов прибыл, – браво отрапортовал Загорский-Громов.

– Медленно ходишь, Громов, – брюзгливо заметил Васьков. – У нас, кто медленно ходит, тех и пулей могут поторопить. Смекаешь, о чем я?

– Так точно, гражданин начальник. Но вины моей в этом никакой нет. Как только мне велели, я тут же…

– Хватит бодяжить, в ушах звенит, – прервал его Васьков.

Нестор Васильевич умолк, молча смотрел в пол. Так, в молчании, прошла минута или две.

– Видел спектакль, – сказал наконец Васьков, – ничего получилось.

– Стараемся, – коротко отвечал Загорский.

Васьков кивнул. Что старается, это видно. Даже слишком. Громов играет аристократов так, как будто сам первостатейный каэр.

– Никак нет, гражданин начальник, – бойко отвечал Нестор Васильевич. – Я фармазон, рыжьем торгую.

– А откуда жизнь аристократскую так хорошо знаешь? – Васьков сверлил глазами Загорского, словно дырку хотел в нем сделать. Ошибиться было нельзя, одно слово – и опять его погонят на общие работы. А возраст уже не тот…

– Масть, гражданин начальник, у меня интеллигентная, с разными людьми пришлось потереться. И общий опыт жизни большой, поднахватался.

Васьков ничего не ответил, смотрел куда-то в сторону. Затем, по-прежнему не глядя на Загорского, спросил вкрадчиво.

– Как думаешь, за что убили князя и Калитина?

Загорский помолчал несколько секунд, потом отвечал.

– Не могу знать, гражданин начальник, не я убивал.

Васьков сверкнул на него глазами.

– А никто и не говорит, что ты… Как сам думаешь – кто и за что?

Тут Загорский думал немного дольше, потом пожал плечами.

– Сложно сказать… Может, конкуренты.

– Какие еще конкуренты? – насторожился Васьков.

Загорский объяснил, что, говоря о конкурентах, имеет в виду шпану и их бандитский театр «СВОИ». Ведь чем больше успех у ХЛАМа, тем меньше остается на долю уголовных. Может, возревновали и решили подпортить жизнь соперникам.

– Глупость, – как показалось Загорскому, с некоторым облегчением сказал начальник административной части. – Чушь собачья.

Нестор Васильевич согласился. Действительно, глупость, всех хламовцев все равно не перебьешь. Тут уже не согласился Васьков.

– Это как раз запросто, – сказал он. – Дам приказ и завтра никакого ХЛАМа не будет, и даже следа от него не останется.

– Это конечно, – кивнул Нестор Васильевич. – Но вы же не дадите такого приказа?

– Не дам, – отвечал Васьков. – А знаешь, почему?

Загорский молчал, но глаза его спрашивали: почему, гражданин начальник?

– А потому что я культурный человек, – отвечал Васьков с удовольствием. – Культурный, понимаешь? Театр люблю, музыку, живопись, то да се. И как же я, культурный человек, закрою все эти ваши забавы? Да никак. Ну, разве что Ногтев приказ даст. Но Ногтев высоко летает, ему не до вас. Так что живите пока… под моим надежным присмотром. И мой тебе совет, Громов, играй хорошо. А то как бы возмущенная публика тебя на ножи не поставила, как других твоих коллег.

И он отрывисто и хмуро хохотнул.

– Буду стараться, – кисло сказал Загорский.

– Старайся, старайся. Ну, свободен пока…

Нестор Васильевич развернулся и пошел к двери.

– И вот еще что… – сказал ему в спину Васьков. – Если узнаю, что ты не фармазон, а контрик и масть свою скрываешь – на самую страшную казнь загоню. Комарики тебе раем покажутся, понял, нет?

– Все понял, гражданин начальник, – и Загорский строевым почти шагом вышел вон из кабинета.

Васьков задумчиво смотрел ему вслед. Потом выдвинул ящик стола, вытащил оттуда пронумерованную папку, на которой значилось «Громов Василий Иванович», открыл и углубился в чтение.

Выйдя от Васькова, Громов-Загорский отправился не на новое место жительство, в пятую роту, а почему-то в Покровский собор, где располагалась сводная рота и где он жил первое время, как оказался на Соловках. Там он вызвал на улицу Куприна и поинтересовался, как идут поиски Алсуфьева. Онисим Сергеевич закряхтел досадливо.

– Как идут? Ни шатко, ни валко идут, Нестор Васильевич. Просто так ведь не пойдешь по ротам, не станешь кричать: а который тут из вас Алсуфьев, к его превосходительству господину Загорскому, срочно! И смотреть, и вопросы задавать надо осторожно. Иначе сразу решат, что побег готовишь или какую другую поганку заворачиваешь.

Загорский задумчиво кивнул: осторожность – это правильно. И более того – пока стоит притормозить с поисками.

– Почему? – насторожился Куприн.

– Не время, – кратко отвечал Загорский, кивнул собеседнику и пошел прочь, полагая, видимо, что разговор закончен.

Однако бывший филер, очевидно, считал иначе, потому что мелким бесом устремился за Нестором Васильевичем, бормоча:

– Как же так, ваше превосходительство? Вы вот сами к художникам переехали, в место сытое, теплое, светлое, а я в холоде и голоде корячусь. Мы так не договаривались, нет, мы договаривались, чтобы все коврижки пополам… Будьте уж так добреньки, и меня как ни-нибудь к искусству приспособьте.