– Дальше? – раздумчиво протянул он. – Дальше было самое интересное. Полковник велел мне возвращаться в Москву, а сам повез брата в Ленинградское управление Комитета. Перед тем, как нам расстаться, приказал на работу не выходить, сидеть дома и ждать звонка от него.
– И вы поехали и ждали? – удивился Волин.
– И я поехал и ждал, – кивнул генерал. – На третий день мне позвонили с работы. Но это был не полковник, а мой непосредственный начальник майор Фетисов. Он спросил, где я болтаюсь и почему не прихожу на службу. Я отвечал ему, что полковник Дерябкин, в распоряжение которого я поступил, велел мне сидеть дома и ждать его звонка. Услышав это, майор выматерился и велел срочно ехать на службу. Через сорок минут я уже сидел в его кабинете. Майор объявил мне, что вот уже двое суток, как полковник пропал и не выходит на связь. И велел рассказать о деле все, что я знаю…
Старший следователь не выдержал, хлопнул руками по подлокотникам.
– Дерябкин сбежал, – воскликнул он. – Сбежал за границу вместе с братом и с драгоценностями!
Воронцов посмотрел на него внимательно.
– Это тебе сейчас хорошо быть умным и проницательным. А тогда, – он особенно подчеркнул слово «тогда», – тогда не могло даже мысли прийти, что полковник КГБ предаст страну, Комитет, похерит всю свою службу и убежит с мешком брильянтов за кордон. Во всяком случае, мне такое в голову прийти не могло.
– Нельзя было их отпускать, – с досадой заметил Волин, – Надо было идти вместе.
Генерал только головой покачал, как бы поражаясь наивности старшего следователя.
– Вы, нынешние, – сказал он, – даже представить себе не можете, что такое был для нас приказ начальства. Это все равно как голос Бога, его нельзя было ослушаться. И я тоже не мог. Хотя ты прав, на какой-то миг в сердце мне закралось подозрение… Но я тут же с негодованием его отбросил. Ведь полковник Дерябкин был так честен, так суров со своим братом, которого он готов был предать суду – как же можно было его заподозрить?
Они снова помолчали.
– Чаю хочешь? – спросил генерал.
Волин рассеянно кивнул.
– Ну, так сходи поставь…
Старший следователь посмотрел на Воронцова с удивлением. Это было что-то новенькое. Раньше старый историк всегда сам кипятил чай и сервировал стол. А теперь вдруг велел сделать это гостю. Что это – старость или…
Волин молча поднялся, пошел на кухню. Когда он вернулся в комнату, неся на подносе чайник, чашки и любимое печенье генерала, тот сидел за столом, перебирая старые фотографии.
– Как бы там ни было, полковник Дерябкин дал мне хороший урок, – глухо сказал Воронцов. – Никому не верить, кроме себя самого. И стоил этот урок мне совсем недорого: из старшего лейтенанта я стал просто лейтенантом.
– Да уж, неприятно, – пробормотал Волин.
Генерал махнул рукой неожиданно беззаботно. Могло быть и хуже. Могли начать служебное расследование, выгнать с работы, отдать под суд. Майор Фетисов заступился, спасибо ему. В конце концов, все ведь проглядели предателя, не один Воронцов виноват. Да и кто мог подумать…
Волин заглянул в альбом, который лежал перед генералом и разглядел на истертой пожелтевшей фотографии знакомые молодые лица.
– Ага, – сказал он. – Сдается мне, я этих людей уже видел. Выходит, товарищ генерал, что Танечка и Хохотун – это…
– Да, – кивнул генерал. – Это они – твои бабушка и дед. Светлая им память.