Как приручить Обскура (СИ)

— Тебе вежливо или правдиво? — с издёвкой спросил тот.

— И так и так, — насторожившись, отозвался Тесей.

— В память о нашей дружбе я бы не смог разбить сердце твоему брату, — с пафосной серьёзностью сказал Грейвз.

— Это было вежливо или правдиво? — переспросил тот.

— А ещё вы, Скамандеры, совершенно не в моём вкусе, — беззаботно сказал Грейвз. — И вот это — чистая правда.

— Рассказывай, — проворчал Тесей. — Любой, кто носит брюки, уже в твоём вкусе.

— Ты про тот случай в восемнадцатом, — Грейвз с насмешкой сощурился, — когда мы развели на двоих флягу спирта, а утром ты сделал вид, что ничего не было?..

— Ничего и не было, — напряжённо отозвался Тесей.

— Было.

— Не было.

— Тогда почему утром моя рука…

— Потому что ты был пьян, как ирландец в День святого Патрика.

— …обнаружилась у тебя в штанах?..

— Перси, я всегда снисходительно относился к твоим закидонам, но сейчас ты перегибаешь. Я такого не помню.

— А я помню.

— Тебе приснилось.

— Тогда почему ты такой красный?

— От злости. Хочется тебе врезать, чтобы перестал молоть чушь. — Тесей затянулся последний раз. — Мне пора. Меня ждут дома. Постарайся не нарываться.

— Гриндевальд уже дважды не сумел убить меня, — сказал Грейвз, усмехаясь. — Наверное, у него слишком остро развито чувство прекрасного. Он не может лишить мир такого, как я.

— Ты идиот, Перси, — буркнул Тесей. Коротко обнял его, от души припечатав ладонью по спине, бросил окурок и растворился в сумраке.

Если ты не сможешь вернуться (Персиваль Грейвз)

— Сэр, я давно хотел вас спросить, — начал Криденс.

— О чём, мой…

Грейвз споткнулся на полуслове, ему стало трудно дышать. В груди, как щенки в коробке, закопошились глупые ласковые слова: налезали друг на друга, тявкали, подвывали. Что это за выводок, откуда он взялся? Раньше Грейвз был уверен, что если у него внутри и живёт зверь, которому нельзя давать волю, то он по крайней мере один. А эти откуда, зверёныши? Кто их родил? Ведь не вылупились же они из той похотливой твари с огненным хвостом, что скакала в груди, как в клетке?..

Грейвз поставил на подоконник начищенный ваксой ботинок, в отражении оконного стекла посмотрел на Криденса. Тот всё утро не отрывался от книжных полок: перебирал книги, расставлял их то так, то эдак, протирал пыль, иногда открывал и зачитывался парой фраз. Куда этот нежный выводок — ему отдать?.. Он любит волшебных тварей, может, и этих полюбит.

Ты к нему, Персиваль, каждый день, — вмешался внутренний голос, — «сделай то, сделай это». Прочитай заклинание, поиграй со мной в шахматы, покажи мне обскура, оближи мне член. Скажи ему наконец, что он — не просто «полезный». Что он для тебя — «мой милый». И даже «мой дорогой». Хватит ему быть «хорошим», пора повышать ставки. Он должен узнать. Сейчас. А то другого случая не представится.

Грейвз так и не закончил вопрос. Аккуратно составил рядом оба начищенных до блеска ботинка. Обувь на подоконнике выглядела, как тайный шпионский знак, вот только Грейвз не знал, кому подаёт его. Он бросил взгляд на часы на каминной полке. Бронзовая девушка, почти девочка, сидела на бронзовом мостике, подобрав под себя ножки в модных туфельках с ремешком, и читала бронзовую книгу, изящно склонив бронзовую головку. Одним локтем она небрежно опиралась на круглый циферблат, который показывал одиннадцать.

Как медленно! Грейвз в очередной раз шагнул к ней, прислушался: но нет, часы не остановились, тикали, как им и было положено. Это время растягивалось, как смола, густое, тяжёлое.

Грейвз взялся за одежную щётку, провел по рукаву пиджака, который висел на плечиках. Не для того, чтобы привести в порядок — он полчаса назад вычистил его так, что теперь, переусердствовав, рисковал повредить тонкую шерсть. Но ему было необходимо чем-то заняться, успокоить нервы.

— О чём ты хотел спросить, Криденс?

— Откуда у вас эта магия?.. — тот оставил в покое книги, повернулся лицом. Грейвз опустил щётку, выпрямился. Посмотрел на него. Криденс держался одной рукой за книжную полку позади себя, будто ему не хватало опоры, которую давали ноги.

Тревога царапалась в грудь, в голове, как заезженная пластинка, крутился последний разговор с Ньютом, снова и снова сбиваясь на одну фразу. «Жизнь в одиночестве». Больше всего Грейвз боялся, не совершил ли он страшную ошибку тогда, явившись за Криденсом.

Подумай, Персиваль, как следует подумай, что будет, если ты не сможешь вернуться. Что будет с Криденсом? Не лучше ли было оставить всё как есть, Персиваль? Не манить его надеждой на лучшую жизнь, не учить магии, не приручать. Пусть бы он оставался с Ньютом, глядишь, всё бы выправилось само собой. Не сразу, не быстро. Но как-нибудь. Ньют славный парень, нашёл бы к нему подход. Рано или поздно нашёл бы. Если бы Ньют не гостил в Гленгори, навещая вас, Гриндевальд бы его не похитил. Не пришлось бы теперь наскоро стряпать план, который и планом-то не назовёшь: поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Не возьми ты к себе Криденса — все были бы сейчас в безопасности. И ты, и он, и Ньют, и Тесей, и Эйвери.