Как приручить Обскура (СИ)

— Хорошо, — сказал Грейвз, опуская крышку. — Давай. Буду тебе очень признателен, Криденс.

Тот робко улыбнулся, смущённо прикусил губу.

— Спасибо, сэр, — шепнул он. — Сядьте… к свету.

Он принёс горячую воду, с серьёзным и сосредоточенным видом развёл в чашке мыло, взбил пену. Намочил полотенце. Грейвз сел у окна, сцепил пальцы. Его тянуло закрыть глаза, но он не стал. Удержал так и лезущие наружу советы: Криденс прекрасно знал, что нужно делать, и не нуждался в указаниях.

Спокойствие давалось Грейвзу не без труда. Приготовления вызывали у него… тревогу?.. Нет. Грусть и… волнение. Криденс стремительно повзрослел. Стал самостоятельным. Оперился. Что с ним будет потом, когда всё это кончится? Что будет дальше, когда они вернутся в Нью-Йорк?..

Зря отказался снимать проклятие, Персиваль, — укорил его внутренний голос. — А если он не захочет остаться?.. Ты открыл ему дверь в мир магии и свободы — и с чем ты останешься, если он захочет пожить в нём самостоятельно?.. Ты приведёшь его в круг своих друзей, а он возьмёт да влюбится в кого-то ближе к себе и по возрасту, и по интересам. Молча, конечно, не уйдёт, он не подлец. Ты останешься другом, советчиком. А потом он женится на какой-нибудь милой маленькой леди, и для его детей ты будешь — дядя Перси…

Грейвз молчал от придуманной горечи, которой ещё не случилось, и может быть, никогда не случится. Воображал Криденсу семью, лишь бы не думать о том, что может остаться для него другом — в виде могильного камня.

Криденс, не подозревая о его метаниях, подступил вплотную к нему, встал между коленей, взялся за помазок. Пена легла на щёку — тёплая, мягкая. Она резко пахла свежей молодой хвоей — не так, как он привык, не тонкой кедровой стружкой с оттенком цветов апельсина. Этот запах был грубым… но это было неважно. Грейвз поднял лицо, чтобы Криденсу было удобнее. Глаза так и не закрыл, но взгляд не поднимал — не мог.

Криденс, затаив дыхание, бережно проводил кистью по его лицу. Пены было уже достаточно, но Криденс не останавливался, подправляя то здесь, то там, будто хотел, чтобы она легла ровно, как взбитые сливки на торт. Грейвз молчал.

— Я всё делаю правильно, сэр?.. — тихо спросил Криденс.

— Ты сам знаешь, что да, — негромко ответил тот.

Криденс отставил чашку, отложил помазок и одним точным взмахом распахнул бритву. Грейвз против воли почувствовал, как к лицу приливает жар. Попытался сдержать его, но безуспешно. Он покраснел.

Криденс с бритвой в руках был опасен. Нет, он и без бритвы был опасен: он был обскуром, он был магом. И Грейвз знал, что Криденс никогда не обернёт оружие против него. Но эта материальная, холодная сталь в его руке была очень своевременным напоминанием о его мощи.

И это возбуждало.

Криденс молча поднял руку, придержал его за голову. Немного помедлил — и лезвие с хрустким шорохом скользнуло от виска вниз.

Грейвз сидел, не шевелясь. Сердце ухало вниз каждый раз, когда острое лезвие касалось кожи. Он старался дышать тихо, чтобы не сдуть пену из-под носа, но так и хотелось вдохнуть поглубже, выдохнуть резче. Закрыть глаза и забыть обо всём, кроме этих касаний. Не готовиться к ним, не следить за ними, а просто чувствовать их, внутренне вздрагивая, когда металл на секунду льнёт к коже и срывается вниз.

Грейвз непроизвольно сглотнул. Он понимал, что краснеет. Понимал, что Криденсу это заметно. Прежде он не выдавал своего влечения так… явно. Он всегда контролировал, какой ответ показать Криденсу: сдержаться или позволить себе стон, отдать ему всё внимание, забыв о себе — или чуть-чуть расслабиться, позволить себе удовольствие. Он зажигался влечением в моменты интимности, кровь приливала к лицу, но это было естественно, это было приятно. Давно не бывало так, чтобы он краснел от возбуждения, как юнец, почти без повода, никого не касаясь. Чтобы, одетый, он чувствовал себя голым.

Он поднял глаза. Криденс был собранным, даже немного хмурым.

Ты видишь — ты волнуешь меня, — мысленно признался Грейвз. — Я даже не могу это скрыть. Хотел бы. Но не могу.

Криденс не улыбнулся, встретившись с Грейвзом взглядом, но плотно сжатые губы слегка разжались и порозовели. Как будто бы он услышал. И понял.

Они обменивались короткими взглядами, как телеграммами — скупыми, составленными из обрывков слов. Грейвз первым отводил глаза. У Криденса раздувались ноздри, желваки прокатывались под кожей, когда он сжимал челюсти. Лёгкими касаниями пальцев он поворачивал Грейвзу голову. Задерживал дыхание, чтобы случайно не сбить руку и не рассечь кожу. Зря волновался — рука у него была твёрдой.

Он проверял гладкость кожи так, как научил его Грейвз: прикладывал костяшки пальцев к щеке, гладил вверх, вниз. Короткая, непредусмотренная процессом ласка. Грейвзу хотелось почувствовать вместо пальцев его губы. Прижаться лицом к ним, не дать отстраниться…

Напряжение насыщало воздух, будто перед грозой. Шорох. Взмах. Взмах. Они молча встречались глазами. Криденс хмурился, покусывая губу. Грейвз сидел, выпрямив спину и подняв лицо, так тихо, что не слышал даже биения крови в висках.