Как я был номеном

Тело убрали, кровь зачистили, пир продолжился с прежними задором и весельем. Я изо всех сил прислушивался к разговору, но мысли работали и в другую сторону. У Хлыста обязана быть татуировка на загривке, ее можно не заметить под кровью с некоторого расстояния, но царберы вряд ли не посмотрели и не удостоверились. Это наводило на неприятные размышления. Верховная знала, что казненный – не черт. То, что произошло, было проверкой Томы. Делаем выводы: царица нам не доверяет, как, впрочем, и всем остальным. И: царица нас проверяла, проверяет и, как показала сегодняшняя подстава, проверять будет.

Что-то вспомнив, Верховная нахмурилась:

– Мне доложили про покушения. У тебя есть догадки, кому выгодна твоя смерть?

Тома мотнула головой в искреннем огорчении:

– Будь у меня хоть малейшие подозрения, я приняла бы нужные меры.

– Молодец. Только меры должны быть осмысленными, сто раз продуманными и не задевающими невинных.

Тома серьезно кивнула: «Само собой».

– Теперь по поводу твоего дворецкого, которого ты возвратила на должность. – Лицо царицы стало задумчивым. – Внешне претензий нет, ты поступила правильно. По-своему правильно, поскольку правильных решений часто имеется больше чем одно. Выбирая, как поступить, одни впадают в жестокость, другие – в милосердие. У тебя второй случай.

– Нужно быть жестче? Я могу его…

– Нужно быть мудрее, дворецкий – просто пример. Думаю, он не подведет тебя, особенно после беседы со мной. Но в других случаях нельзя принимать решений, которые показывают слабость. Лучше нажить честного врага, чем неверного друга.

– Я понимаю.

– Думаю, нет. Поймешь со временем. У тебя хорошее начало, но, набрав скорость, постарайся не сбиться с пути. В выборе между прощением и наказанием выбирай то и другое. Помни: «Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же. Чем возмездие суровей – тем меньше ненужных мыслей в наших головах. Чем возмездие неотвратимей – тем меньше ненужных жизней в наших рядах».

– И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, – четко продолжила Тома, – ведь закон справедлив, когда он выполняется – всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость.

– Именно. И да воздастся справедливым.

– Алле хвала!

Мне показалось, или Томино рвение не вызвало у царицы удовольствия? Не будь мысль столь кощунственной, я бы подумал, что властительница хотела скривиться, как от зубной боли, и едва удержалась. Впрочем, если б мне лет тридцать втирали одно и то же, я тоже реагировал бы зудом в зубах и прочих членах. То, что царица не фанатичка – очевидно. Делаем следующий шаг: а что если она вовсе не верующая?

Тома тоже неверующая. Пока. Зато отлично справляется с ролью.

– Не переигрывай, – упало тихое опровержение моих мыслей.

И еще несколько фраз шепотом.

Тома ошалело выпрямилась.

Царица огляделась. Веселье постепенно стихало. Желудки наполнились, темнота и усталость напоминали о позднем времени.

– Вижу, вопросов у тебя еще много, – вновь раздался царственный голос. – Задавай последний на сегодня, а то праздник завершился, и всем хочется отдохнуть.

– Как здешний мир соотносится с тем, откуда я прибыла? – выдохнула Тома.

Царица поднялась, вокруг все тоже засуетились.

– К сожалению, не в моей власти ответить тебе.

Тома заметила неувязку.

– Этого не может быть. Вы Верховная царица, в вашей власти – все!

– Не все, – мягко констатировала властительница.

– Кто же выше? Совет сестер?

– Не все так просто, – улыбнулась царица, уже с поднимавшимся раздражением.

– Если не царица и не Совет сестер правят страной… Неужели есть кто-то выше? Но кто? Алла?

В ответ – лишь усмешка.

– Праздник окончен! – громко прокричал глашатай.

Глава 3

Гости еще прощались с Верховной царицей, кто-то просил об аудиенциях для решения накопившихся проблем, слуги сновали туда-сюда, убирая за расходящимися гостями. Тому, меня и Юлиана, как виновников торжества, отпустили первыми. В башню нас провожал царский эскорт. Встретили слуги. Не получилось перекинуться даже словом. В смысле, пошептаться. А ведь было о чем.

Пиявка и Шарик, обнявшись, спали у двери намертво задраенного подземелья. Ничего не произошло. Тоже счастье. Признаюсь, мысли о неконтролируемых подвалах не давали покоя, и теперь душа успокоилась.

Поднимались мы в столь звенящей тишине, что стук шагов казался громом, и любое слово разнеслось бы снизу доверху.

«Что же сказала Томе царица?!»

– Царисси… царисса Тома! – Нас догонял снизу Добрик.

Поравнявшись, он отвел факел к своему лицу, чтобы не слепить, и во всех подробностях проступило его смущение. – Я правильно говорю? Или нужно – царисса Тамара?

– Можно и так, и этак, – разрешила Тома.