– Да знаете, всё вы знаете. Граница у нас на юге. Государственная граница. Бывшая государственная граница, – поправляет себя Нина. – И стреляли именно оттуда. И что тут непонятного? Что тут такого сложного, чтоб этого не знать? И если вы сами себе не хотите в этом признаться, то кто вам виноват?
– С другой стороны тоже стреляют, – огрызается Валера.
– Стреляют, – соглашается Нина. – Только ведь вы об этом тоже не говорите. Будто вас это не касается. Хотя давно следовало определиться, с какой вы стороны. Привыкли всю жизнь прятаться. Привыкли, что вы ни при чём, что за вас всегда кто-то всё решит, что кто-то всё порешает. А вот не решит, не порешает. Не в этот раз. Потому что вы тоже всё видели и всё знали. Но молчали и не говорили. Судить вас за это, конечно, не будут, но и на благодарную память потомков можете не рассчитывать. Короче, – говорит Нина и решительно поднимается, – не тешьте себя иллюзиями, отвечать будут все. И хуже всего будет тем, кто отвечать не привык. Я готовлю обед, Валерий Петрович, можете мне помочь. Да, Пал Иваныч, – поворачивается она к Паше, – вы тоже можете остаться на обед. Хотя Саша вас ждёт, так что можете идти. Только возьмите что-нибудь на дорогу.
Паша смущённо благодарит, запихивает в карман несколько банок с консервами, молча выходит.
Малой сидит в коридоре, подпирая стену. Видит Пашу, встаёт. Молча идёт через спортзал на выход. Осенняя зелёная куртка, не по сезону, чёрные джинсы, кожаный рюкзак, в руках – бейсбольная бита. И кроссовки на ногах.
Идут мимо школы. В окне чернеет пальто физрука. Можно даже подумать, что это Валера машет им на прощание рукой. Просто лица не видно. И руки не видно. Как будто одежда ещё есть, а человека уже нет.
Два часа дня, туман оседает, вытягивается вдоль улиц, густеет в деревьях, медленно стекая в долину, в город. Подходят к воротам, перелезают через забор, идут по парку. Малой уверенно обходит кучи собранной листвы. Паша старается не отставать. Друг с другом не разговаривают. В мокром воздухе шаги звучат звонко, словно кто-то вбивает в дерево гвозди. На выходе из парка Паша останавливается, малой это слышит, тоже притормаживает. Но первым не заговаривает, ждёт, что скажет Паша.
– На окружную надо выходить, – говорит Паша. – Через город не пройдём.
– Ну, ясно, – отвечает малой немного свысока.
– А где окружная, знаешь?
– Ну, знаю, – неохотно говорит малой, видно, не решил ещё, как ему вести себя с Пашей.
– Сань, – говорит на это Паша, – нам бы выбраться отсюда, пока не стемнело. Давай?
Малой раздумывает: продолжать ли обижаться. Ветер поворачивает от города, вытягивает из долины вверх ошмётки тумана. В воздухе сразу же появляется сладкий запах палёного. Привкус железа и мокрой псины. Пашу передёргивает, малой напрягается, сильнее сжимает в руках свою биту.
– Ладно, – говорит, – здесь нужно по району пройти, дальше будет развилка. На неё лучше не выходить, там блокпост стоял. Срежем, я знаю дорогу.
Паша стоит, взвешивает услышанное. Вверху над ними начинают шуметь деревья. Паша поднимает голову. Что-то не так. Наконец понимает: деревья есть, туман есть, где-то там вверху есть небо. Но нет птиц.
Быстро двигаются по ломаной дороге. Проходят мимо обгоревшей арматуры, мимо разбитой остановки. Мимо магазина, колодца. Начинается улица. Длинная, бесконечная, плотно застроенная. Кирпичные дома, гаражи, флигели. Дырявый от осколков шифер. Частный сектор. С обеих сторон тянутся трубы газопровода. В одном месте труба перебита и выкручена. Похоже, газа здесь нет. Как и света. Да и людей не видно. Совсем. Никого. Только деревья вверху бьются друг с другом голыми ветвями. И ещё скрипит где-то железная калитка. Зато за ними в долине, в городе, всё только начинается. Наверное, обед закончился, и все с новыми силами берутся за работу. Взрывы становятся интенсивнее, начинает рваться где-то совсем уже близко, где-то вот здесь, в этом тумане. Паша с малым ускоряют шаг. Спешат, почти бегут. Но чем быстрее они идут, тем страшнее становится, как будто их кто-то преследует на этой мёртвой улице. Паше даже начинает казаться, что за ними действительно кто-то идёт, не отставая, ступая шаг в шаг. Нужно успокоиться, говорит Паша сам себе, здесь никого нет. Но время от времени оглядывается, пытается разглядеть хоть что-то в тумане, делающем всё невидимым и подозрительным. Вдруг замечает, что там действительно кто-то есть, кто-то движется, слышно чьё-то тяжёлое дыхание. Какое-то время Паша старается об этом не думать. Только убыстряет шаг, но малой замечает этот его сумасшедший испуганный взгляд, понимает, что что-то не так, что-то происходит.
– Что? – спрашивает малой.
– Нормально, – отвечает Паша, но не сдерживается и снова смотрит назад.