Гришкин менталитет

Нажметдина внучатый племянник Исхак, которого, по слухам, приписали в ракетные войска, когда компания после улицы разместилась за праздничным столом, оказался по правую руку от Зайни. А слева – Мадина, не подруга, а бывшая одноклассница. Теперь, когда перед отправкой уже стало известно, где быть в скором времени нашему недавнему пацифисту, она все возле него; танцевать – только с ним, смотрит так томно, будто век вместе были. Исхак в разгар веселья подал им рюмки, предложил выпить втроем, пока компания шумит кто во что горазд.

– Ну поехали, товарищ ефрейтор, – улыбнулся он, видно, забыв, с кем имеет дело, а чокнувшись, протянул свою рюмку к девчонке. – Мадина, пьем до дна.

Исполнив Исхакову прихоть, Мадина, видно, предполагая его неосведомленность, тихо спросила у Зайни:

– А моряки тоже ефрейторами бывают?

– Ну это по рангу одно и то же. Только у нас не ефрейтор называется, а старший матрос, – был ответ, сдержанный, но по интонации говоривший: что с вас возьмешь?

А вот упоминавшийся Ишбулды, уже вернувшийся со службы домой насовсем и не снимавший с себя тельняшку, так что синие полоски бросались в глаза из-под расстегнутой на три верхние пуговицы рубашки, присутствовавший в компании на правах наставника и тамады, когда поднимали общий тост, протянулся через стол к Зайни.

– Ну давай, браток, за тех, кто в море.

Вся компания головы, как по команде, повернула в их сторону. Мадина, конечно, глазки опустила, а Зайни – щеки заалели от удовольствия.

От кого-то из провожавших сыновей до сборного пункта узнал Гильметдин, что группу новобранцев, в которой оказался Зайни, увезли на Дальний Восток. Значит, на Тихоокеанский флот, решил отец, а мать порадовалась (географию-то знает): подальше от Кавказа, от Чеченской войны.

Прошел месяц. О сыне ни слуху, ни духу. Ни единой весточки – как в море канул. Впору в военкомат поезжай: куда затыркали? Но не торопят события отец с матерью. Подождем, мол, еще.

– Наверно, далеко заплыл в Тихий океан, – высказывает предположение Василя. Они сидят за вечерним чаем. – Оттуда-то письмо не пришлешь, если далеко заплыли.

Гильметдин, прихлебывая из блюдца, молчит. Помнится, даже в стройбате курс молодого бойца проходят до того, как принять присягу. А во флоте вряд ли в Тихий океан сразу отправят. Видно, увлекся парень, осваивая моряцкое ремесло, вот и не пишет. Но раз муж молчит, мысли жены развиваются в одностороннем порядке, по-своему складываются, по женской логике, которая тоже от жизненного опыта.

– А ты знаешь, в прошлом году Бибиямал проводила сына своего – полгода писем не получала. Потом оказалось, что в Чечню попал. Может, и нашего вовсе не на Дальний Восток?

В это время с улицы донесся скрип калитки. Кто-то во дворе прошагал к крыльцу, постучал носками обуви о ступеньки, сбивая грязь. В точь как делал это Зайни. Вот уже шаги в сенцах. Муж с женой повернули головы к двери, которая отворилась. Из темноты в дверном проеме появился… Может, почудилось? В последние дни разговоры только и были о нем – невольно тут свихнешься. Иль кто-то похожий? Нет! Переступив порог, у двери остановился Зайни. Похудевший, бледный. Через плечо котомка, с которой уехал на сборный пункт. Мать бросилась к сыну, повисла на его шее, будто фронтовик вернулся домой. А сын, обняв ее как-то безучастно, смотрел через материнское плечо на отца, который молча стоял у стола.

Тут читатель, конечно, чувствуя приближение развязки всей этой флотской истории, в нетерпении ждет: а что ж Гильметдин-то, который почему-то не спешит заключить в объятия вернувшегося, кажется, все-таки не моряка. Напрасные сомнения. Отец подойдет и тоже обнимет сына. И все вместе сядут за вечерний чай, а Зайни станет рассказывать все по порядку. О том, что со сборного пункта увез группу новобранцев «покупатель», как именуют обычно офицера, прибывшего из войсковой части за пополнением. Только вот был этот «покупатель» не флотской внешности, не в бушлате да с якорями на лентах, а в песочного цвета шинели с черными погонами. Но тут размахивать руками не приходится. Не ты, а тебя, как невесту, выбирают.