Гришкин менталитет

Но не только то мило, то печально улыбался наш герой. За пару дней натаскал под те мраморные своды столько бумажек – благодати для бюрократической сволочи, коими подтвердил свою бедность и незащищенность. И из центра трудоустройства, и из жилищной конторы, и копию трудовой книжки. Стала та дамочка сочувственно перелопачивать заново всю цифирь. И когда, приняв к сведению чистосердечное раскаивание за несвоевременно поданную женой декларацию о побочном доходе, отменили чинуши устрашающий штраф, когда вновь подсчитали, – оказалось, что местный бюджет должен вернуть Санькиной семье немалую сумму.

Вот ведь как оно все перетряслось. Так что не надо пугать Саньку налоговой полицией. Его ловить – не за бабками гоняться.

Но не суди, читатель, шибко строго Саньку за его верткость. Во всей его такой вот предприимчивости есть место живой струйке – хоть малая забота о тех, про кого недосуг вспомнить высоким чинам, увлекшимся дебатами то о госбюджете, а пуще об иномарках да депутатских удобствах. У Саньки свой бюджет. В котором есть статья для ради посильной помощи тем, кого принудила жизнь стоять с протянутой рукой на папертях, которые не вместят сегодня всех обездоленных.

ФЛОТСКАЯ ИСТОРИЯ

– Я сам служил когда-то. Знаю, как призывников отбирают, – начинал заводиться Гильметдин, глядя то на сидящего напротив врача, то на сына. – В морфлот не всякого возьмут.

Повернувшись к пареньку, который молча слушал, о чём всё страстнее говорит отец, врач спросил:

– А вас что ж, получается, во флот отправили?

Однако Гильметдин не дал сыну и слова промолвить, раскрыв амбулаторную карту, ткнул пальцем.

– Вот здесь указано: флот и номер команды.

Врач, надев очки, посмотрел, подняв глаза, улыбнулся.

– Нет, здесь не флот написано. Вы ошибаетесь, любезный.

Тогда это показалось историческим днём. Как раз таковым же, как и дни, когда мы, разочаровавшись в светлом коммунистическом будущем, взлюбили вдруг капитализм. Событие, о котором пойдёт речь, конечно же, не столь грандиозное и по содержанию, может, существенно не в масштабах страны или республики, и даже не в масштабах района или деревни. Потому не станем уточнять название местности, где оно случилось. К тому же таковое уточнение, так сказать, чревато. В нашем Башкортостане где-то с полсотни, или даже больше, районов, а раскройся сейчас по легкомыслию конкретикой – могут ведь и обиды пойти: враки, мол, всё, описываемое не в Зианчуринском, а в Туймазинском районе произошло. А саму семью, в которой сыр-бор разгорелся, назвать безопасно, и даже неминуемо придётся назвать, потому как безымённая беллетристика – все равно что беззубый рот: пожевал-пожевал – а пользы-файды никакой. Вот коль видно из повествования, что главой семьи, помеченной историческим событием, является, например, Гильметдин Сыртланов, – тут другое дело. «Это который Сыртланов?» – озадачится в ехидстве кто-нибудь, а Сыртлановых в любом районе с десяток-другой наберётся. Так пусть они, во-первых, сами, если охочи, разбираются меж собой и подтвердят, в чьи это семейные скрижали вписан тот факт. А во-вторых, разбираясь-то, быть может, докопаются до истока-первопричины всей описанной ниже кутерьмы, чем не озадачивал себя автор этих строк.

Впрочем, нашего Сыртланова, который Гильметдин, легко отличить от других. У него жена – Василя, и сын подрастает – Зайнетдин, в повседневье – просто Зайни. Красавец. А рассудительный! Философ. Книги запоем читает. Воззрения на жизнь – Гильметдин не чета ему. Как Филипп – отец Александра Македонского, видя заметное невооруженному глазу величие, говаривал своему питомцу: Македония, мол, тебе, сынок, мала; ищи себе царство побольше, – так и наш родитель прочил чаду своему будущее. Только вовсе не на полководческом поприще. Пуще того, в семье – все противники воинской карьеры; вообще солдатскую службу не допускают в расчётах. Паренёк миролюбив и далеко не воинственен; уже в раннем возрасте, быть может, под влиянием отца да школьного учителя истории обрёл несколько нетрадиционные воззрения на миропорядок, болезненно перенося неустроенность человеческого общежития, кровопролития, продолжающиеся в этом бушующем мире. И средь друзей его, быть может, неспроста есть сомышленники; так что случаются в школе, где они учатся, споры по вопросу: а не доросло ли человечество до степени, когда решать бы проблемы, не развязывая войн.

Вот такова, в некотором смысле, экспозиция – положение вещей накануне исторического дня. Она, быть может, если в одном случае исключала, то в другом, наоборот, даже предвосхищала прихотливость завязывающегося жизненного сюжета. Потому что воззрения Зайни и его родителей на военщину – да тьфу на них; нашлись тут доморощенные пацифисты. Родине нужны защитники. И коль папашка твой не в состоянии отправить тебя куда-нибудь на Канары, Багамы или в заморские колледжи – подальше от разыгравшейся на ровном месте войны, – будь любезен: встать в строй!