Горящие сады

— Это что?.. Ты что? — Чики дернулся, вырываясь, вдавливаясь спиной в машину, прижимаясь к нему, и он почувствовал судорогу силы и страха, пробежавшую по близкой гибкой спине. Отшатнулся к Марии, к ее отвердевшему, утратившему мягкость телу.

— Выходи! — повторил тот, вне машины, дернул футболку, раздирая ее по плечу. Башмаком цеплял, выбивал ногу Чики, упершуюся в порожек машины.

— Что? Почему? — задыхался Чики, свистел и хрипел дыханием сквозь оскаленные белые зубы. — Куда мы приехали?

— Предатель, — Микаэль с переднего сиденья смотрел на него, наставив пистолетное дуло. Дождь за его спиной плескался в огненно-белых лучах.

— Объясните! Вы все сбесились!.. Я хочу говорить с руководством!.. Микаэль!..

— Мы выполняем приказ руководства! Ты предатель, и с этим теперь покончено!

— Это ошибка!.. Я не предатель!.. Вы сбесились!.. Где улики? Где свидетели?.. Кто?..

— Свидетели те, кого ты предал на смерть. Тебя уличают Рикардо Ливанго, Джудди Кулилло, Марин Омангу, Фредерик Гумбе. Первые, кого ты отправил под пули, известив врагов о месте и дне операции, и их встретили на подходе к трансформаторной станции, расстреляли в упор из засады. Тебя уличают Грегори Спиру, Майкл Огуйе, Абраам Сванго, Никки Сибейло. Последние, кого ты отправил на смерть, известив полицию о месте перехода границы. Их застрелили в спину, на тропе. Они не успели ответить ни единым выстрелом. Тебя уличают все те, предатель, кто пошел из-за тебя под пытки, лишился рассудка и томится в тюрьме. Такие, как Авель Самайлу, муж Марии, которая тоже уличает тебя! Мы судим тебя судом нашей борьбы, нашей пролитой крови.

— Это ошибка! — задыхался Чики так, словно сердце его взбухало, становилось огромным, бычьим. И сам он с набрякшим загривком, мерцавшими жарко белками был похож на быка. — Это клевета!.. Давайте вернемся!.. Я докажу!.. Мария!.. Я не пойду!.. Это ошибка!..

Прижатый пульсирующей горячей спиной Чики, он испытывал ужас, свою с ним жуткую связь — через эту спину, через бурное близкое дыхание. Сам задыхался, хотел отделиться, отодраться от всего, что происходило сейчас, било в него бедой, несчастьем и ненавистью. Но некуда было уйти, ни духом, ни плотью, среди африканской грозы, среди хрипов и выкриков.

— Не пойду, вы должны доказать!.. Должны привести свидетелей!

— Они есть! Таможенник Максимилиан Риген, который был у тебя связным, передавал твою информацию!.. Полицейский сержант Навимбе, который принимал информацию!.. Мы допросили свидетелей! Все они назвали тебя. Ты предатель, и тебя больше нет, — Микаэль ковырнул пистолетом воздух, как бы выколупывая из машины Чики.

— Микаэль, погоди! Ведь мы же с тобой друзья! Мы вместе с тобой начинали!

— Выходи!

— Мария, ведь это я познакомил тебя с Авелем Самайлу! Я присутствовал на помолвке!

— Выходи!

— Вы не можете так! Вы не можете! — он кинулся через сиденье на Микаэля, пытаясь перехватить ему руку.

Тот, кто стоял снаружи, хрустнувшим коротким ударом, осадил его. Рванул из машины, и Чики вывалился, упал на песок. Двое других подхватили его, вздернули, поставили на ноги. Толкая вперед, повели в лучах, осыпаемые быстрым дождем. Среди белых рубах краснела футболка Чики. Они отошли, и тот, что ударил Чики, вытянул руку. Слабый, из кулака рванувшийся свет отразился в небе зеленым взрывом и грохотом. Чики плоско упал. От «мерседеса» быстро, ежась под дождем, вышел еще один, с лопатой, и стал копать.

Машины мчались обратно в том же порядке, впереди «мерседес», сзади «датсун». Никто не сказал ему ни слова. Его не замечали. Его здесь не было. Все, что случилось, его не касалось. Сидел, забившись в угол, неся в своем теле недавнюю горячую судорогу другого тела, а в глазах — разящие полосы света, красное пятно на песке, взмахи лопаты.

Вымысел кончился, погас экран. Вернулась реальность. Бобров очнулся. Бежали в отражении мигающие огоньки рекламы. Из «Олимпии», как секунду назад, валила толпа. Он стоял на стеклянной черте опадающего ливня, и за эту черту, словно обморок, исчезало видение. Сцена неснятого фильма, уносившая с собой малую часть его жизни, прожитой им за других.

— До свидания, Карл! — выходил к нему из толпы Микаэль. Рядом с ним шел, улыбался африканец в красной футболке. — Может быть, завтра увидимся. Ведь вы отправляетесь в путешествие?

Коренастый в красном кивнул на прощание. Оба подхватили Марию под руки. Перепрыгивая лужи, подошли к «мерседесу», и, пока усаживались, озаренные светом салона, Бобров видел сквозь запотевшие стекла алое пятно футболки. Был виноват перед этим, в сущности хорошим, не ведающим ни о чем человеком, — за то, что вторгся в его судьбу, наделил его страшной ролью, осуществил над ним произвол. Машина, мигая огнями, скользнула в дождь.

Он сел в свой «пежо» и поехал к «Полане». Получил у портье ключ от номера. Под его осторожным внимательным взглядом, обежавшим намокший костюм, прошел к себе. Разделся и стал под душ. Стоял, стиснув зубы, чувствуя размытое, не имевшее центра, выходящее за пределы тела страдание. Страшился покинуть шелестящий душ, хрупко защищавший его зонтик воды.

7