Голод (пер. Химона)

На слдующій день я проснулся весь въ испарин, весь мокрый, очень мокрый; мной овладла лихорадка. Вначал у меня не было яснаго сознанія, что именно случилось со мной, я удивленно озирался, чувствовалъ, что весь мой образъ совершенно измнился, и я не узнавалъ себя, я ощупывалъ свои руки, свои ноги и очень удивился тому, что окно на этой сторон, а не на противоположной; топотъ лошадей во двор раздавался теперь сверху. У меня кружилась голова.

Волосы холодные и липкіе лзли мн на лобъ. Я приподнялся на локт и посмотрлъ на подушку; и на ней лежали тоже мокрые клочки волосъ. Ноги мои распухли за ночь въ сапогахъ, но он не болли, — я только не могъ шевелить пальцами, они совсмъ окоченли.

Всталъ я посл полудня, когда начало немного смеркаться. Сначала я попробовалъ сдлать нсколькихъ маленькихъ осторожныхъ шаговъ, стараясь удержать равновсіе и щадя свои ноги. Я не очень страдалъ и не плакалъ; мн даже не было грустно, напротивъ, я былъ доволенъ, мн даже не приходило въ голову, что все могло быть иначе.

Затмъ я вышелъ.

Единственное, что меня немного мучило, это голодъ, несмотря на мое отвращеніе къ д. Я испытывалъ опять позорный аппетитъ, все возраставшую плотскую жадность. Что-то безжалостно сверлило въ моей груди, тамъ происходила тихая, странная работа. Мн казалось, что тамъ поселились двадцать маленькихъ жирныхъ зврковъ, — они повернутъ голову на одну сторону и тамъ погрызутъ, потомъ повернутъ въ другую сторону и тамъ погложутъ; затмъ полежатъ минутку спокойно и снова начнутъ, не спша и безшумно, дальше сверлить, повсюду оставляя изьденныя дыры…

Я не былъ боленъ, но я чувствовалъ себя ужасно утомленнымъ, снова появилась испарина. Я хотлъ отправиться на Сторторфъ, чтобы тамъ немного отдохнуть; но путь былъ далекъ и утомителевъ; тмъ не мене я все-таки почти добрался до него и стоялъ на углу рынка и рыночной улицы. Потъ, катившійся съ меня, замутнилъ мои очки и ослпилъ меня; я остановился, чтобъ протереть ихъ. Я не замтилъ, гд остановился, и услышалъ страшный шумъ вокругъ себя.

Вдругъ раздается холодный, пронзительный окрикъ: «берегись!» Я слышу крикъ, слышу его совершенно ясно, длаю нервное движеніе въ сторону, длаю шагъ впередъ, настолько скоро, насколько позволяютъ мн мои слабыя ноги. Чудовищная телга съ хлбомъ прозжаетъ мимо меня и задваетъ колесомъ за пиджакъ. Если бъ я дошелъ немного скорй, она бы миновала меня.

Я бы могъ это сдлать быстре, немного быстрй, если бы я напрягъ свои силы. Длать было нечего, нога болла, нсколько пальцевъ были раздавлены; я чувствовалъ, какъ они судорожно сжались въ сапог.

Кучеръ съ трудомъ остановилъ лошадей, обернулся и освдомился съ испугомъ, что случилось. Ну, вдь могло бытъ хуже, это было не опасно… я не думаю, чтобъ что-нибудь было переломлено.

Насколько могъ скоро, доплелся я до скамейки; меня пугали обступившіе и глядвшіе на меня зваки. Въ сущности вдь это не смертельный ударъ; если мн было суждено неcчастіе, то я избгъ его удивительно счастливо. Самое скверное было то, что порвался сапогъ на носк. Я поднялъ ногу и увидлъ въ отверстіе кровь. Ну, что длать, вдь это случилось не съ умысломъ; вдь у кучера не было намренія причинить мн вредъ, у него самого былъ такой смущенный видъ. Если бъ я попросилъ у него хлба съ телги, онъ далъ бы мн. Онъ, вроятно, съ радостью бы это сдлалъ. Награди его Богъ за эту готовность!

Голоденъ я былъ ужасно и просто не зналъ, гд мн найти себ мсто; я метался на своей скамейк и подобралъ колнки подъ самую грудь. Когда совсмъ стемнло, я доковылялъ до ратуши. Богъ встъ, какъ я туда попалъ и слъ на край балюстрады. Я вырвалъ карманъ изъ своего пиджака и началъ его жевать какъ-то безцльно, мрачно глядя въ пространство. Я слышалъ, какъ дти играли вокругъ меня, и ловилъ инстинктивно каждый шагъ прохожаго внизу; въ голов моей не было ни одной мысли.

Вдругъ мн пришло въ голову, что я могу пойти на базаръ и попросить кусокъ сырого мяса. Я спустился съ террасы около первой мясной лавки, топнулъ ногой и, сдлавъ жестъ, какъ-будто отгоняю собаку, нахально обратился къ первому попавшемуся мяснику.

— Не будете ли вы такъ добры дать мн какую-нибудь кость для моей собаки, только одну кость, безъ мяса только, чтобъ было у нея что нибудь въ зубахъ!

Я получилъ кость, превосходную бленькую кость, на которой было еще немножко мяса, и сунулъ ее въ карманъ. Я благодарю мясника съ такимъ жаромъ, что онъ удивленно смотритъ на меня.

— Не стоитъ благодарности, — говоритъ онъ.

— Нтъ, не говорите такъ, — пробормоталъ я, — это очень любезно съ вашей стороны.

Я поднялся опять наверхъ, мое сердце сильно билось.

Я прокрался въ кузнечный проходъ, въ самую глубь, въ какой-то задній дворъ. Нигд не было видно свта; было такъ пріятно темно вокругъ меня; здсь я принялся глодать свою кость.