Голод (пер. Химона)

Я направляюсь къ двери. Гм… Прошу меня извинить, что я напрасно затруднилъ… Я поклонился и взялся за ручку.

— Если вамъ нужно, то вы можете получить немножко впередъ въ счетъ будущаго гонорара. Вы можете это обработать.

Теперь, когда онъ призналъ меня негоднымъ сотрудникомъ, его предложеніе оскорбило меня немного, и я возразилъ:

— Нтъ, благодарю, я и такъ обойдусь. Впрочемъ, весьма благодаренъ! Прощайте.

— До свиданья! — отвчалъ «Командоръ» и снова повернулся къ своему столу.

Итакъ, онъ со мной обращался съ незаслуженнымъ вниманіемъ, и я ему очень благодаренъ за это. — Я никогда; этого не забуду. Я ршилъ не являться къ нему безъ работы, которой я самъ буду доволенъ, я приведу въ изумленіе и командора и за которую онъ сразу мн выдастъ 10 кронъ. Я пошелъ домой и тотчасъ же принялся за писаніе.

Въ послдующіе вечера, когда часовъ около восьми зажигали газъ, со мной регулярно повторялось слдующее событіе.

Каждый разъ при выход изъ воротъ на прогулку посл дневныхъ трудовъ я замчалъ у фонарнаго столба даму въ черномъ, обращавшую ко мн свое лицо и провожавшую меня долгимъ взглядомъ. Я замтилъ, что она была одта всегда въ одно и то же; лицо ея закрывалъ густой вуаль, скрывавшій ея черты и падавшій на грудь; въ рук у нея маленькій зонтикъ съ кольцомъ изъ слоновой кости.

Я встрчалъ ее три раза къ ряду все на томъ же мст; когда я проходилъ мимо нея, она медленно поворачивалась и уходила внизъ по улиц.

Моя нервная натура высунула свои щупальцы, и мною тотчасъ овладло предчувствіе, что ея посщеніе относилось ко мн.

Я готовъ былъ, несмотря на мое плохое платье, заговорить съ ней, спросить, кого она ищетъ, не нуждается ли она въ моей помощи, не могу ли я проводить ее черезъ темные переулки, но меня останавливало неопредленное чувство страха: не будетъ ли это стоитъ стакана вина или поздки на извозчик, а у меня абсолютно не было денегъ; мои пустые карманы дйствовали на меня угнетающе. И у меня не хватало мужества внимательно вглядться въ нее, когда она проходила мимо меня.

Голодъ опять постилъ меня, — со вчерашняго для я ничего не лъ. Это бы еще ничего, я привыкъ голодать гораздо дольше, но теперь я значительно похудлъ, я не могъ такъ голодать, какъ прежде: одинъ день голодовки часто совершенно оглушалъ меня и отъ каждаго глотка воды меня тошнило. Къ тому же я ужасно мерзъ по ночамъ; я принужденъ былъ ложиться не раздваясь; и при этомъ у меня зубъ на зубъ не попадалъ и я буквально цпенлъ и леденлъ. Старое одяло мало предохраняло отъ холода, такъ что я себ чуть не отмораживалъ носъ отъ ледяного воздуха, проникавшаго снаружи.

Я брелъ по улиц и думалъ о томъ, какъ мн продержаться на одной вод до слдующей статьи. Если бы у меня была свча, можно было бы ночью приналечь на работу; это подвинуло бы меня на нсколько часовъ впередъ, если бы я былъ въ удар работать и завтра же я могъ бы обратиться опять къ командору.

Я пошелъ въ кафэ, желая разыскать своего знакомаго изъ банка и попросить у него 10 ёръ на свчу взаймы. Я прошелъ безпрепятственно черезъ весь рядъ комнатъ, мимо дюжины столиковъ, около которыхъ гости болтали, пили и ли; я дошелъ даже до самой отдаленной комнаты, до «Красной комнаты» — но нигд не нашелъ своего знакомаго. Приниженный и раздосадованный, я опять вышелъ на улицу и пошелъ по направленію къ дворцу.

Нтъ, чортъ возьми, это уже черезчуръ и конца не предвидится всмъ моимъ превратностямъ судьбы. Размашистыми, бшеными шагами, поднявъ воротникъ пиджака, стиснувъ кулаки въ карманахъ брюкъ, несся я впередъ и проклиналъ свою несчастную звзду. Вотъ уже 7–8 мсяцевъ, какъ не выпадаетъ на мою долю ни одного безпечнаго часа; самое большое — недлю живу боле или мене сносно, а затмъ снова стучится ко мн въ двери нужда. Мало того, при всемъ своемъ бдствіи я до сихъ поръ еще честенъ — ха-ха-ха! безупречно честенъ! Боже мой, какъ я былъ глупъ! И я началъ себ разсказывать, что у меня совсть была однажды не чиста, когда я относилъ одяло Ганса Паули къ закладчику. Я хохоталъ надъ своей порядочностью, плевалъ презрительно на тротуаръ и не находилъ словъ для глумленія надъ своей глупостью. Вотъ, если бъ теперь это случилось! Если я найду на улиц сбереженный пфеннигъ школьника или послдній пфеннигъ вдовы, — я преспокойно положу его въ карманъ и засну затмъ сномъ праведника. Не даромъ я такъ долго страдалъ, терпніе мое истощилось, я способенъ теперь на все, что угодно.

Я обошелъ 3–4 раза вокругъ дворца, ршился тогда вернуться домой, сдлалъ большой крюкъ по парку и черезъ Карлъ-Іоганнштрассе пошелъ домой.

Было около 11 часовъ. На улиц было довольно темно, везд сновали люди, молчаливыя пары, оживленныя кучки людей. Настала пора, когда кончается дневная суетня и начинаются ночныя приключенія. Шуршанье женскихъ платьевъ, чувственное посмиваніе, вздымающіяся груди, выразительное покашливанье, доносящійся изъ глубины улицы крикъ «Эмма»!.. Вся улица превратилась въ болото, изъ котораго подымались удушливые газы.