Голод (пер. Химона)

— Пойди въ сумасшедшій домъ.

Я посмотрлъ ему вслдъ. То былъ одинъ изъ извстныхъ дамскихъ докторовъ, по прозвищу «герцогъ».

Даже онъ не понималъ моего состоянія, человкъ, котораго я зналъ, чью руку я пожималъ. Я успокоился. Да, я схожу съ ума, онъ правъ. Я чувствую, какъ безуміе разливается у меня по жиламъ, приливаетъ къ моему мозгу. Такимъ образомъ вс это должно кончиться. Да, да! Я снова продолжалъ свой медленный, грустный путь. Тамъ я найду, наконецъ, мирный пріютъ.

Вдругъ я остановился. «Но меня вдь не запрутъ! — говорю я, — нтъ, этого не будетъ!» Отъ страха я говорилъ хриплымъ голосомъ. Я просилъ, молилъ, чтобы меня не запирали. Я опять тогда попаду въ ратушу, въ темную камеру, безъ малйшаго луча свта. Нтъ, ни за что. Есть еще исходъ, нужно только найти его. Надо подумать, времени у меня довольно. Я буду ходить изъ дома въ домъ, да вотъ, напримръ, нотный торговецъ Эйслеръ? Я еще не былъ у него. Онъ посовтуетъ мн что нибудь. Я чуть не плакалъ отъ умиленія. Только бы не быть запертымъ.

Эйслеръ? Можетъ быть, это было указаніе свыше? Это имя вспомнилось мн случайно, и живетъ онъ такъ далеко. Тмъ не мене я отыщу его; я буду итти медленно и тмъ временемъ немного успокоюсь. Я зналъ дорогу; въ былое время я часто бывалъ у него и закупалъ много нотъ. Могу ли я попросить у него полкроны! Но это можетъ затруднить его, лучше попрошу у него цлую.

Я вошелъ въ лавку и спросилъ хозяина; мн указали на его конторку; тамъ сидлъ человкъ, одтый по послдней мод, и просматривалъ счета.

Я пробормоталъ извиненіе и изложилъ свою просьбу. Будучи вынужденнымъ обстоятельствами обратиться къ нему… на самое короткое время… Какъ только я получу гонораръ за мою газетную статью… Онъ окажетъ мн этимъ сущее благодяніе.

Еще не усплъ я докончить, какъ онъ повернулся къ конторк и продолжалъ свою работу.

Когда я замолчалъ, онъ покосился на меня, покачалъ своей красивой головой и сказалъ: «Нтъ». Только нтъ. Ни объясненій, ни лишнихъ словъ, ничего.

Мои колни тряслись, я долженъ былъ опереться о шкапчикъ. Я еще разъ попробую. Почему мн пришло на память именно его имя? Я почувствовалъ колотье въ лвомъ боку и облился потомъ. — Гм… Обстоятельства мои очень плохи и, къ сожалнію, я совсмъ боленъ, — сказалъ я; я смогу вамъ, наврное, возвратить это черезъ нсколько дней. — Неужели онъ не будетъ настолько добръ?

— Отчего вы, любезнйшій, обращаетесь именно ко мн? — спросилъ онъ. — Вы ко мн пришли съ улицы, вы мн совершенно незнакомы, ступайте въ редакцію, гд васъ знаютъ.

— Только хоть на этотъ вечеръ, — сказалъ я, — редакція уже заперта, а я такъ страшно голоденъ.

Онъ продолжалъ качать головой, качалъ ею даже тогда, когда я уже взялся за дверную ручку.

— Прощайте, — сказалъ я.

«Значитъ, не было указанія свыше», подумалъ я и горько улыбнулся. Я потащился обратно изъ одного квартала въ другой, садясь по временамъ отдыхать на лстниц. Только бы меня не заперли. Страхъ передъ заключеніемъ преслдовалъ меня все время и не давалъ мн покоя. Каждый разъ, какъ я видлъ на своемъ пути городового, я старался проскользнуть незамтно въ переулокъ, чтобы избгнуть съ нимъ встрчи.

— Ну-съ, отсчитаемъ теперь сто шаговъ, — сказалъ я, — и попытаемъ cчастья. Должно же когда-нибудь мн повезти…

То была маленькая торговля шерстью, въ которой я никогда не былъ раньше. Одинъ человкъ стоялъ за прилавкомъ, въ глубин комнаты — контора съ фарфоровой дощечкой съ надписью на дверяхъ и длинные ряды запакованныхъ ящиковъ. Я подождалъ ухода послдней покупательницы, молоденькой дамы, съ ямочками на щекахъ. — Какая хорошенькая! Я не пытался даже произнести на нее впечатлніе со своей булавкой на пиджак и отвернулся, едва удержавъ рыданіе.

— Что вамъ угодно? — спросилъ приказчикъ.

— Хозяинъ дома? — спросилъ я.

— Въ настоящее время онъ путешествуетъ въ горахъ, въ Іотунгеймен,- сказалъ онъ; — у васъ къ нему дло?

— Я хочу попросить у него нсколько ёръ на ду, — сказалъ я, силясь улыбнуться, — я голодаю, и у меня нтъ ни гроша.

— Значитъ, вы такъ же богаты, какъ и я, — возразилъ тотъ, приводя въ порядокъ пакеты съ шерстью.

— О, не отталкивайте меня, не длайте этого, — сказалъ я и почувствовалъ, какъ я весь похолодлъ. — Я умираю съ голоду, вотъ уже нсколько дней, какъ я ничего не лъ.

Съ серьезнымъ лицомъ, не говоря ни слова, онъ началъ выворачивать одинъ карманъ за другимъ. Можетъ-быть я ему не врю?

— Только пять ёръ! Черезъ нсколько дней я принесу вамъ за это десять.

— Другъ мой любезный, ужъ не хотите ли вы заставить меня обобрать для васъ кассу? — спросилъ онъ нетерпливо.

— Да, сказалъ я, — да, возьмите 5 ёръ изъ кассы.

— Не на того напали, — сказалъ онъ и прибавилъ:- больше намъ не о чемъ говорить.