Голод (пер. Химона)

На это я не получилъ никакого отвта и долженъ былъ уйти. Все это время человкъ ни разу не взглянулъ на меня; онъ услышалъ мой голосъ и по немъ узналъ меня. „Ты здсь на такомъ плохомъ счету, что не считаютъ даже нужнымъ отвчать теб“, подумалъ я. Длается ли это по приказанію редактора? Во всякомъ случа, съ тхъ поръ, какъ онъ принялъ мой фельетонъ за 10 кронъ, я закидывалъ его своими работами, обивалъ его порогъ своими непригодными произведеніями, которыя онъ прочитывалъ и возвращалъ мн обратно. Онъ, можетъ-быть, хотлъ всему этому положить конецъ, оградить себя мрами предосторожности. Я пошелъ по дорог къ Хомандсбинъ.

Гансъ Паули Петерсенъ былъ студентъ изъ крестьянъ, жившій во двор на чердак, въ пятомъ этаж: слдовательно, Гансъ Паули Петерсенъ былъ бдный человкъ; но, если у него есть лишняя крона, онъ ее отдастъ, это также врно, какъ-будто она у меня уже въ карман. Въ продолженіе всей дороги я радовался этой кром — такъ я былъ увренъ. Когда я подошелъ къ двери, она оказалась закрытой. Мн пришлось позвонить.

— Я хотлъ бы видть студента Петерсена, — сказалъ я и хотлъ войти: я зналъ его комнату.

— Студентъ, Петерсенъ, — повторила горничная, — это тотъ, который жилъ на чердак? Онъ перехалъ, но куда, она не знаетъ; а письма онъ просилъ переслать Герменсену на Тольдбюдгаде, и она назвала номеръ.

Полный надежды и вры, я спускаюсь по всей Тольдбюдгаде, чтобы справиться объ адрес Ганса Паули. Это былъ послдній исходъ, и мн нужно за него ухватиться. Дорогой я проходилъ мимо одной новой постройки, передъ которой стояли 2 столяра и строгали. Я порылся въ куч, досталъ дв блестящія стружки, одну сунулъ въ ротъ, а другую въ карманъ, затмъ я продолжалъ свой путь. Я стоналъ отъ голода. Въ одной булочной я увидлъ удивительно большой хлбъ за 10 ёръ, самый большой хлбъ, который вообще можно имть за эту цну.

— Я пришелъ справиться объ адрес студента Петерсена.

Анкеръ Годе, № 10, чердакъ. Собираюсь ли я туда отправиться? Но не буду ли я тогда такимъ добрымъ и не захвачу ли я съ собой нсколько писемъ, пришедшихъ на его имя?

Я иду опять обратно въ городъ по тому самому пути, по которому я пришелъ, прохожу мимо столяровъ, сидвшихъ теперь со своими жестяными горшками между колнъ и вшихъ свой вкусный полуденный завтракъ; прохожу мимо булочной, гд десятиёрочный хлбъ все еще лежитъ на своемъ мст, и достигаю, наконецъ, полумертвый отъ усталости, Анкеръ Гаде. Дверь была открыта, и я поднялся по многочисленнымъ утомительнымъ ступенямъ наверхъ, на чердакъ. Я досталъ письма изъ кармана, чтобы сразу привести Ганса Паули въ хорошее расположеніе духа, какъ только я къ нему войду.

Онъ не откажетъ мн въ услуг, когда я изложу ему вс свои обстоятельства; нтъ, наврно нтъ — у него такая благородная душа…

На двери я нашелъ его карточку: „Г. П. Петерсенъ, студентъ теологіи, ухалъ домой“.

Я слъ, слъ на холодный полъ, задыхаясь, усталый и разбитый. Нсколько разъ я повторялъ машинально: „Ухалъ домой, ухалъ домой!“ затмъ я замолчалъ. Нтъ ни слезъ, ни чувства, ни мысли. Съ широко раскрытыми глазами я сидлъ и пристально смотрлъ на письма, не будучи въ состояніи что-либо предпринять. Такъ прошло минутъ десять, двадцать, а можетъ-быть больше; я все сидлъ на томъ же самомъ мст и не шевелился. Это мрачное раздумье походило на сонъ. Я услышалъ шаги на лстниц; я всталъ и сказалъ:

— Я ищу студента Петерсена; вотъ два письма для него.

— Онъ ухалъ домой, — отвчаетъ женщина. — Но посл праздниковъ онъ вернется; если хотите, я могу взять его письма.

— Да, благодарю васъ, мн это очень пріятно, онъ найдетъ ихъ, какъ только вернется. Въ нихъ, можетъ-быть, есть что-нибудь серьезное. Прощайте,

Спустившись внизъ, я сказалъ громко посреди улицы, сжавъ кулаки: „Я хочу теб кое-что сказать, мой Господь, вдь Ты всемогущъ“. — Я бшено опускаюсь на колни и кричу, стиснувъ зубы къ небу, наверхъ:- „Чортъ меня побери, вдь Ты всемогущъ!“

Я сдлалъ нсколько шаговъ и опять остановился. Вдругъ я мняю походку, складываю руки, склоняю голову на бокъ и спрашиваю сладкимъ, благочестивымъ голосомъ:

— А призывалъ ли ты его на помощь, дитя мое?

Это звучало фальшиво.

— Съ большой буквы! Съ большой! Призывалъ ли ты на помощь Его, дитя мое? — Я опускаю голову и отвчаю плаксивымъ голосомъ: нтъ!

И это — тоже звучало фальшиво.

Ты дуракъ, ты не умешь даже лицемрить. Ты долженъ сказать: „Да, я призывалъ Господа Бога!“ И ты долженъ подобрать къ своимъ словамъ самую жалобную мелодію, которую ты когда-либо слышалъ. Вотъ что — ну, еще разъ! Да, это уже было лучше! Но ты долженъ вздыхать, вздыхать какъ волынщикъ. Вотъ такъ! хорошо!

И я училъ себя лицемрно, нетерпливо, ударялъ ногой. Когда мн удавалось — ругалъ самого себя дуракомъ, въ то время какъ удивленные прохожіе оборачивались и смотрли на меня.