Фараон

– Я не отвергаю их мудрости, но требую, чтобы они служили мне, – ответил фараон. – Я знаю, что их мудрость велика, но за ними нужно следить, чтоб они не обманывали, и руководить ими, чтоб они не разрушали государства… Ты сама знаешь, матушка, что они сделали за тридцать лет с Египтом!.. Народ терпит нужду или бунтует, армия мала, казна пуста, а тем временем в нескольких месяцах пути от нас, как тесто на дрожжах, поднимается Ассирия и уже сейчас навязывает нам договоры!..

– Поступай, как знаешь, но помни, что эмблема фараона – змея. А змея – это молчание и благоразумие.

– Ты права, матушка. Но, поверь мне, бывают случаи, когда необходима смелость. Теперь я уже знаю, что жрецы предполагали затянуть ливийскую войну на целые годы. Я закончил ее в три недели, и только потому, что каждый день делал какой-нибудь рискованный, но зато решительный шаг. Если бы я не бросился навстречу ливийцам в пустыне, что было, конечно, величайшим безрассудством, ливийцы оказались бы сейчас под Мемфисом…

– Я знаю и то, что ты преследовал Техенну и вас настиг тифон, – молвила царица. – Ах, безрассудный мой сын… Ты не подумал обо мне!..

Фараон улыбнулся.

– Будь покойна, – ответил он, – когда фараон воюет, то по левую и по правую его руку становится Амон. А кто с ним сравнится?…

Он еще раз обнял царицу и ушел.

Глава II

Многолюдная свита фараона все еще находилась в зале, но как будто раскололась на две части: с одной стороны Херихор, Мефрес и несколько престарелых верховных жрецов, с другой – все генералы, вельможи и большая часть младших жрецов. Орлиный взгляд фараона сразу уловил и отметил этот раскол среди сановников, и в душе молодого повелителя вспыхнула радость и гордость.

«Итак, не извлекая меча, я уже одержал победу», – подумал он.

Между тем генералы и высшие сановники все дальше и решительнее отодвигались от Херихора и Мефреса. Никто не сомневался, что оба верховных жреца, до сих пор наиболее влиятельных в государстве, не пользуются милостью нового фараона.

Фараон прошел в трапезную, где прежде всего его внимание привлекло число прислуживающих жрецов и подаваемых блюд.

– Неужели я должен все это съесть? – спросил он, не скрывая удивления.

Жрец, наблюдавший за кухней, объяснил, что блюда, оставшиеся от трапезы фараона, приносятся в жертву умершим членам династии.

Говоря это, он указал на ряд изваяний, расставленных вдоль трапезной. Владыка посмотрел на эти статуи, которые, судя по виду, ничего не ели, а потом на цветущие лица жрецов, которые, очевидно, и съедали все, и потребовал себе пива и солдатского хлеба с чесноком.

Старший жрец остолбенел, однако передал приказ дальше.

Младший заколебался было, но повторил поручение отрокам и отроковицам. Отроки, казалось, не поверили своим ушам, но тотчас же разбежались по всему дворцу.

Через четверть часа они вернулись с испуганными лицами, шепча жрецам, что нигде нет солдатского хлеба и чеснока.

Фараон улыбнулся и распорядился, чтобы впредь на кухне всегда были простые блюда. Потом съел голубя, кусок рыбы, пшеничную булку и запил все вином.

Мысленно он признал, что блюда приготовлены отлично, а вино – превосходно, однако подумал и о том, что придворная кухня, наверно, поглощает колоссальные суммы.

Воскурив благовония в честь предков, повелитель направился в царский кабинет, чтобы выслушать доклады.

Первым выступил Херихор. Он поклонился фараону значительно ниже, чем когда приветствовал его в первый раз, и с глубоким волнением в голосе поздравил его с победой над ливийцами.

– Ты, повелитель, бросился на ливийцев, как тифон на жалкие шатры кочевников в пустыне. Ты выиграл большое сражение с весьма незначительными потерями и одним ударом благословенного богами меча закончил войну, которой мы, простые смертные, не предвидели конца.

Фараон почувствовал, что его неприязнь к Херихору начинает ослабевать.

– Поэтому, – продолжал Херихор, – верховная коллегия всеподданнейше просит тебя, владыка, назначить доблестным полкам награду в десять талантов. Сам же ты, пресветлый государь, разреши рядом с твоим именем писать: «Победоносный»!

В расчете на молодость фараона, Херихор хватил через край в своей лести, и это отрезвило Рамсеса.

– А какое же прозвище вы дадите мне, когда я сокрушу ассирийскую армию и наполню храмы богатствами Ниневии и Вавилона? – спросил он.

«Он не перестает мечтать об этом!..» – подумал про себя верховный жрец.

Фараон же, как бы в подтверждение его опасений, просил:

– Какова же численность нашей армии?

– Здесь, под Мемфисом?

– Нет, во всем Египте.

– У вашего величества было десять полков, – ответил верховный жрец. – У достойнейшего Нитагора на восточной границе – пятнадцать. Десять полков стоят на юге, потому что Нубия начинает волноваться… А пять размещены гарнизонами по всей стране.

– Всего, значит, сорок? – подсчитал фараон. – А сколько в них будет солдат?

– Около шестидесяти тысяч.

Фараон вскочил с кресла.

– Шестьдесят вместо ста двадцати! – вскричал он. – Что это значит? Что вы сделали с моей армией?

– У нас нет средств на содержание большей…