Таксист привез меня во дворик вокзала Черинг Кросс. Все шло как в сказке, где с героем точно сбываются пророчества доброго волшебника (по неисправимой российской «литературности» я еще вспомнил «Театральный роман» Булгакова; там ему объяснили, что во дворе у Станиславского шофер будет мыть машину,— и верно, мыл). На счетчике было девять шиллингов, я подал красную полуфунтовую бумажку, памятуя, что надо давать десять процентов чаевых, и получил: «Тсэнк ю, сэр». В это время носильщик уже отворил переднюю дверь и глянул на меня вопросительно — брать ли чемодан. Я кивнул, чемодан переместился в тележку носильщика. Сказал ему: «Лефт лаггидж, плиз», теперь кивнул он и покатил тележку в камеру хранения. Там он сдал мой чемодан, вручил мне квитанцию, принял заготовленный шиллинг. Еще раз: «Тсэнк ю, сэр» — и я налегке вышел на шумный Стрэнд. Слева высилась верхушка колонны Нельсона на Трафальгарской площади.
И вот в тот миг у меня вдруг резко пересохло в горле. Господи, неужели я это сделал? Сурово сказал сам себе: «Испугаться изволили? Так зайдете сейчас вот в этот „Лайонс корнер” и выпьете лимонаду как ни в чем не бывало!
В «Лайонс корнере» (он давно сгинул, там поставили два высоченных конторских здания) лимонаду не было. Только чай и кока-кола, Горячего я не хотел и выпил, морщась, стакан коричневой сладковатой бурды. В последующие скоро три десятка лет я к ней не прикасаюсь.
Мысли прыгали. Я сказал себе, что буду сидеть до тех пор, пока абсолютно не успокоюсь. И помогло мне успокоиться воспоминание о моем дорогом профессоре. Без него весь сегодняшний сценарий я и составить бы не мог, не то что исполнить. Он ведь и был добрым волшебником, нарисовавшим будущие события с полной точностью.
В начале 1966 года на доске объявлений Центрального Дома журналиста в Москве появился махонький листок: «Профессор английского языка предлагает бесплатные уроки, желающие запишитесь у секретарши директора»- Я записался. Нашлось еще четверо «желающих», и с нами стал заниматься чудной лысый старичок в выпуклых очках, так и светившийся добродушием — профессор Гандельсман.
Мы очень скоро узнали, что профессор, отлично говоривший по-русски, лишь совсем недавно приехал из Англии — навсегда. Это поражало, но расспрашивать было неловко. Еще больше поражали, впрочем, его уроки — они перемежались прямо-таки приступами ностальгии. Он замечательно объяснял английские обороты речи, по вдруг говорил, например:
- В Англии чай пьют с молоком и сперва наливают молоко в чашку. Это очень логично: вы наливаете ровно столько, сколько хотите. Если разбавлять налитый раньше чай, то никогда не знаешь, сколько вольешь молока. Верно ведь?
И как-то страдальчески улыбался. Или начинал внезапно рассказывать, что если вы приглашены на обед или на чай, то, вставая из-за стола, нужно сперва благодарить самую пожилую даму, даже если она не хозяйка дома. Потом вспоминал какого-то неизвестного нам английского юмориста Микста, который в своей «невероятно смешной» книге про Англию написал, что на континенте, мол, хорошая еда, а в Англии зато хорошие манеры за столам. Профессор подмигивал нам и добавлял, что, конечно, над английской кухней принято смеяться, но, поверьте, не такая уж она плохая. Откровенно говоря, есть мало блюд на свете лучше настоящего английского ростбифа с йоркширским пудингом и хреном.
Весной того же года меня начали «оформлять» в Англию, и я сказал об этом профессору, Оп был явно потрясен.
— Вы должны зайти ко мне, я живу рядом. Расскажу вам об интересных местах, кое-что посоветую. Зайдете? Когда?
Я пришел в большую коммунальную квартиру па том же Суворовском бульваре, что и Дом журналиста. Там у одинокого, нашего профессора была просторная квадратная комната. Посередине стоял высокий музыкальный пюпитр, а на нем — открытый толстенный том, царивший в комнате, словно Библия. Меня удивили черные лунки для пальцев на обрезе книги — чтобы быстрее находить начала разделов. Раньше я таких не видел, Это оказался «Шортер Оксфорд» — большой однотомный словарь английского языка. Профессор рассказал, почему «шортер», то есть «короткий». Полный Оксфордский словарь занимает восемнадцать томов.
Мы разговорились, и я услышал печальную историю.