Двадцать девятое июня

— А вы куда же? - закричал с платформы автобуса Енакиев. Я думал, он спрыгнет. Но лондонские автобусы быстро набирают скорость.

Теперь я стал действовать как автомат — все было продумано и передумано до самых мелочей. Остановил такси, Жестом попросил заехать в боковую улочку, на углу которой стояла гостиница (улица называлась — и называется — Петербургской!). Вбежал с бокового входа в гостиницу, схватил в номере, где последнюю ночь провел в обществе отвратительного Лагина, нераспакованный чемодан, вышел, положил чемодан п машину — и тут вспомнил, что у меня остался ключ от номера. Сказал водителю «уэйт э минит», бросился в главный вход, отдал ключ портье, получил взамен улыбку, выскочил, сказал водителю: «Черинг Кросс стэйшн, плиз» — и откинулся на диванчике сказочно просторного лондонского таксомотора.

Все. Корабли сожжены, обратный путь отрезан. Но я почему-то об этом совсем не думал. А лезла мне в голову последняя ночь, проведенная в одном номере с популярным писателем, автором так любимого мной в юности «Старика Хоттабыча».

 

ИЗ ЖИЗНИ НОМЕР ОДИН

 

Каждую ночь нас, одиноких, судьба сводила по-разному. В голове (а может быть, где-то и в инструкции) у Нины Амбарданян была табель о рангах. Кому-то полагались более удобные и менее населенные номера, кому-то нет. Я привык ночевать сам-три и сам-четыре, как-то даже этого не замечая (еще не хватало искать справедливости в последние-то дни советской жизни), Но в этом пасьянсе раскидывалось иногда так, что кого-то из «второразрядных» добавляли в более комфортабельный двойной номер, к заслуженным и маститым. Так попал я в последний вечер в общество Лазаря Львовича Лагина.

Мне, конечно, еще в Москве объяснили, что его надо избегать, что не доносами он опасен, а просто непроходимой глупостью и скверным характером. Но в Лондоне Лагии сразу же пошел, что называется, выше характеристической кривой. После первой автобусной поездки по городу, как только, остановились у гостиницы, раздался скрипучий лагинский голос па весь салон:

— Нина, все это прекрасно, что вы нам. Показали. Но вот в Ист-энд мы почему-то не заехали. Может быть, вы боялись испортить нам настроение видом трущоб?

Сидевшая рядом со мной Диана Тевекелян закрыла лицо руками. Я не осматривался в автобусе, но так, наверно, сделали еще многие. Нестерпимый стыд за идеологически выдержанного советского кретина.

А Нина — не Амбарданян, а наш британский гид, местная коммунистка по имени тоже Нина — очень забеспокоилась.

— Конечно, пожалуйста. Ист-энд? Там ничего такого… Я не думала, что вам интересно, но если хотите… Фред, Фред (водителю по-английски). Так. Завтра утром есть полтора часа до первой встречи. Фред подаст машину в восемь тридцать. Кто желает, поедем в Ист-энд, это не так далеко.

Наутро у Лагина нашлись-таки три попутчика. Они прокатились по Коммершиэл и Баркинг-роуд в Ист-Эндв (это старые дома вперемешку с «Черемушками») а приехали тихие. А я, гуляя в тот вечер с Кроном, спросил его, как же такой лицемер и остолоп мог написать милую сказку «Старик Хоттабыч»?

— Не беспокойтесь, это не он написал.

— А кто ж тогда?

— Я.

Мне стало досадно, что Крон меня разыгрывает. Но розыгрыша не было. Оказалось, что малоспособный, хоть и очень политически выдержанный фельетонист «Крокодила» Лагин наткнулся где-то на английскую сказку — осовремененную легенду о Джинне из бутылки. Он переписал ее на советскую действительность, освободил, как мог, от сверхъестественного и принес в Детгиз. Молодой Крон как-то зашел в редакцию прозы Детгиза, и ему показали рукопись Лагина. Идея нравилась, но написано было из рук вон. Не возьмется ли переписать? Взялся, деньги были нужны. Намучился очень — буквально все заново. Лагин знает, кто делал, и с тех пор ни разу не поздоровался — пробегает мимо, Александр Александрович даже думал, что Лагин откажется от поездки в Англию, узнав, что едет Крон. Но нет, не отказался.

— Желание посмотреть Ист-энд пересилило,— громко сказал, недослышавший Александр Александрович, и мы расхохотались от души.

В ту последнюю ночь жизни, номер один я даже доволен был, что попал с Лагиным: когда я уйду, его будут больше других выспрашивать, как я себя вел напоследок. Но Лазарь Львович быстро нашел, как испортить мне настроение. Он спросил:

— А почему это вы не распаковываете чемодан?

Я отвечал, что нам здесь жить всего ничего, но он напомнил: две ночи, неужели вам ничего не понадобится? Ему оставалось две ночи, мне одна, и назавтра я не хотел тратить времени на сборы. А он не отвязывался и, показалось мне, даже начал что-то подозревать. Подметил, что я «какой-то рассеянный», не слушаю его скрипучих жалоб на поведение других членов группы. Пытка, длилась часа два, пока он не захрапел.