Дурная кровь

– Её ещё тесть нынешнего хозяина строить взялся. Хорошо начал, ладно. А когда помер и дело по наследству перешло, застопорилось. То наследнику топор не остёр, надо ажно в город за новым ехать, то доски гнилые, надо заказывать. Из таких досок вся деревня строилась, сарай из них у моих телушек стоит – век сносу не будет! А этому умельцу не подходят. Раз, в общем, скатался за инструментом, второй… Да так и осел в городе. Мельник, кум его, обещался продать имущество поскорее да деньги переслать. Только что-то не торопится.

Пальцы наёмника непроизвольно стиснули колено Таллы, но спросил он совсем равнодушно, якобы разговор поддерживая:

– И много просит?

Опытного торгаша не обманешь кислой миной и суровым взором. Если коровка приглянулась, у покупателя шварги в глазах снуют, как хочется поскорее забрать красавицу. И тут уж тяни, не тяни, торгуйся сколько влезет, купец знает: клиент с петлёй на шее и уже никуда не денется. Да только от той избы Хорю прибыли никакой не сулили, так что и цену ломить он не собирался. Тем паче ради мельникового кума – тот ещё жук.

– Договоримся, – азартно дёрнул себя за правый ус Хорь.

Не ведая, к чему клонит сердечный друг, Талла втихаря подкармливала хозяйского пса объедками, как тот вдруг припал к полу и глухо подозрительно рыкнул.

Стук раздался спустя полминуты. Да не стук – грохот. Властный и тяжёлый, с каким ломятся только к тем, кто успел провиниться и попался на горячем.

– Отворяй, мужик, – притворно ласково потребовали с улицы.

Эх, развезло-разморило! Верд выругался: меч так и остался в большой общей комнате, где он лениво правил ножны, а в кухню на обед наёмник явился без него! Сотник ему за такое идиотство плечо бы вывихнул – и прав бы был!

Хорь приметил, как вхолостую метнулась ладонь Верда к бедру, укоризненно сморщился, но, передумав, махнул головой: к лучшему.

– Иду! Чего молотить? Ща дверь мне с петель снимете! – недовольно гаркнул он, прикрывшись локтем, якобы издали, и шёпотом добавил: – Девоньки, пойдите пока повышивайте или что там.

Дара на всякий случай подхватила кочергу и деловито кивнула:

– Повышиваем, что уж.

Дождавшись, пока колдуньи тихонечко скроются в доме, Хорь направился ко входу. Верд встал чуть позади, как обычно стоят охранники, хмуро скрестив руки на груди.

Средь бела дня да тогда, когда жизнь только-только начала налаживаться… Быть не может, чтобы случилось худое! Сам наёмник вон тоже ломился в дом с воплями, когда принёс раненого Сантория. Вот только он не обещал елейным голосочком, что люди они мирные и что законопослушным слугам короля ничегошеньки не грозит. Последнее Верда особенно обеспокоило: ведь ни законопослушным, ни тем более слугой он не был. По крайней мере, слугой короля…

А пришельцы торопили, подчёркнуто громко начав шутить про подожжённую крышу, которая кого хошь из дому выгонит.

– Отворяй, Хорь! Считай, от короля приказ получил!

Усач напоследок поклонился тройному символу богов, что висел над входом на удачу, – Ключу и Ножу, перекрещенным на фоне Котла. Однако чуда не случилось, и отряд, вооружённый пиками, мечами, а также недовольными рожами солдат, никуда со двора не делся. Хорь расшаркался в приветствиях, натянув до самых ушей улыбку слабоумного:

– А я думаю, кто это тут ругается, а это важные господа! Чего изволите, уважаемые? Ежели вы взаправду от короля, так у меня и грамотка имеется, что мы ему лучших телушек ежегодно поставляем…

Десятник с ходу смекнул, что просто так его приглашать не станут. Высокий, подтянутый, хоть и немолодой, он не привык отсиживаться в хоромах. Такой лично поведёт дружину на бой или бойню, станет ночевать на сырой земле с сослуживцами и первым обнажит клинок, вместо того чтобы отдавать приказы. Верд сразу оценил и позу, кажущуюся расслабленной стороннему наблюдателю, и цепкий взгляд, уже обшаривший кухню, которую так глупо пытался заслонить разворотом плеч Хорь. И Верда десятник тоже приметил и оценил, наверняка записав, в случае чего, в главные соперники. Не зря записав, надо признать. Наёмник бы уважительно кивнул такому воину, возможно, даже пропустил бы с ним кружку-другую, выслушивая военные байки и сентиментально припоминая, но не рассказывая собственные.

Если бы не глаза. Белёсые, как рыбьи, немного выпученные, почти бесцветные. И абсолютно равнодушные. Верд знал таких: у солдат, подобных десятнику, взгляд теплеет лишь тогда, когда удаётся по самую рукоять вонзить в чьё-нибудь тело меч. А уж чьё то тело – бездомной тощей бабы, попавшейся на безрассудной попытке чуть облегчить кошель вояки, али достойного врага – ему всё одно.

Рассудив, что с вежливостью можно уже и завязать, долговязый ткнул Хорю под нос продолговатую бляшку на рукаве – знак отличия, позволяющий избранным (а если посмотреть иначе, то насильственно назначенным) солдатам короля выслеживать и казнить дурных колдуний.

– Понял? – на всякий случай уточнил он.

– Понял, господин, – понурился Хорь, безропотно позволяя отпихнуть себя с дороги.