Читаем Дурная кровь полностью

Колдунья отмахнулась, пряча довольную усмешку, а Верд усомнился, что именно усач в доме главный. Неспроста ведь зажиточный мужик до сих пор не обзавёлся семьёй, а вместо детских криков дом наполняет лишь ленивая перебранка слуг. Хорошо эти двое живут, правильно. Именно так, как говорили наёмнику, иной раз волоком притаскивающему сопротивляющихся колдуний к заказчику.

«Я даю им лучшую жизнь, Верд. Правильную. Я дам им крышу над головой, защиту, семью» – так успокаивали его совесть, пока охотнику ещё было не всё равно.

И вот он впервые увидел, как устроилась колдунья после. Как невозмутимо командует хозяином, как сама на правах хозяйки отдаёт приказы. Такие, как Дарая, ободранные, грязные, обозлённые людской ненавистью и жадностью, благодаря охотникам попадали в новый мир. В мир, где им знают цену.

– Руки-то не распускай! – больше для вида шлёпнула Дара усача по ладони, но тот извернулся и прихватил пышное бедро второй, довольно причмокивая.

«Нет, это не она колдовала на кладбище», – понял вдруг Верд и с удивлением обнаружил, что расслабился от этой мысли. Дара живёт счастливо, спокойно. Знается с соседями, довольная, ухоженная, сытая. Как те коровы. Незачем ей гнать из домов жителей окрестных деревень: полей для скота и так хватает, а самих телушек ещё надо кому-то сбывать.

– Что уставился? – подбоченилась колдунья. – Без тебя знаю, что хороша!

И, ещё раз показав крупные зубы, вывернула полкувшина простокваши в безразмерную плошку, плюхнула ложку поверх:

– Иди живчика вашего разбуди да покорми. Ему силы нужны.

Верд послушался: с такой бабой всё одно спорить бесполезно.

Санторий, точно ребёнок, есть отказывался, отворачивался, ныл и плевался. Наёмник ощущал себя наседкой, севшей на яйцо среди зимы.

– Не станешь есть?

– Му-у-у-у… – неприязненно корчился друг.

– Ну становись раком, сзади затолкаю, – предложил Верд с пугающей решительностью.

Санторий тоже впечатлился и простоквашу проглотил, после чего вырубился с блаженным героическим вздохом.

Талла нашлась тут же. Все дни, что Санни шумно и капризно выздоравливал в выделенной ему комнатке, Дарая суетилась по хозяйству, а мужчины терпеливо изыскивали самые безобидные темы для бесед, дурная находила поводы посидеть поближе к больному – то с вязанием, то с хозяйским молчаливым псом, то просто любуясь в окно на ровную белую перину, накрывшую деревню. Словно боялась, что, стоит на шаг отойти от друга, тот незамедлительно предпримет новую попытку приблизить встречу с богами. Вот и сегодня сторожила у дверей.

– Ты чего здесь? – Верд опустился рядом с ней на резной сундук, пристроенный под окном в широком коридоре.

– Красиво здесь. – Колдунья не подняла подбородка, опущенного на предплечье, не повернулась к нему. Лишь по-свойски положила свободную руку на смуглую ладонь охотника.

И правда красиво. Мягко, рыхло… Снег казался тёплым пухом, одеялом, под которым можно, укутавшись, спрятаться до весны. Тепло, спокойно. Особливо если не в одиночку.

Девушка кивнула на дверь, из-за которой доносился богатырский храп:

– Лучше ему?

Наёмник пожал плечами: ясно, что с волшебной помощью служитель здоровеет не по дням, а по часам, но ноет и жалуется так, словно предпочёл бы помереть. Охотник даже предложил как-то, дескать, раз так страдаешь, друг обязан закончить твои мучения. Но Санторию вдруг резко полегчало настолько, что он безропотно согласился навернуть вторую порцию перловки на шкварках. Вердову порцию, между прочим!

– А тебе?

– Да что мне сделается…

Не дожидаясь ответа, Талла подняла его руку и разбинтовала прокушенный палец. Человеческий укус и без того тяжело заживает, а у Сантория из крови тогда ещё яд не вышел. Пощупала, надавила, проверяя, не гноится ли больше.

Охотник смутился:

– Да что ты как матушка, в самом деле…

– А ты как дитё малое! – не дала вырваться она.

– Ащ-щ-щ-щ! Больно!

Они переглянулись и безудержно расхохотались. А потом девушка замолчала, и снова в глубине синих глаз мелькнуло знание, доступное лишь древним старухам.

– Какой она была, Верд?

Наёмник обмер: неужто дурная догадалась? Глухо выдавил:

– Кто?

– Твоя семья… Мама. Какой ты запомнил её?

Мама… А и правда, какой? Время словно заперло его в тёмной глухой норе, где нет входа и выхода, нет света и звука. Одна сосущая чернота. Была ли она вообще… мама?

Когда Верд думал, что уже никогда не выберется из норы, что потерялся и останется в темноте и одиночестве навечно, появился лучик серебристого света. У света был голос, и он, хоть и прозвучало совсем иное, показывал ему выход.

– Если не хочешь, не рассказывай. Прости, что в чужое дело полезла…

– Я не помню её. – Странно, но слова, потаённые, спрятанные и похороненные так глубоко, что мужчина и сам на долгие годы забыл о них, дались легко и свободно. Как талый весенний ручей, обтекающий и подтачивающий льдины. – Первое, что помню, – грязные рожи. Щербатые, насмешливые, кривые…

– Ой…

Перейти на страницу:

Все книги серии Ведьмы и колдуньи

Похожие книги