Дурная кровь

На морозе у колодца, ощущая, как трескаются губы; в закутке у печи, пока Дарая не хлестала их полотенцем; у постели демонстративно умирающего Сантория, пока он, возмущённый наглым пренебрежением, не начинал ругаться и грозить всеми карами небесными и, пока они не наступят, земными. В последнем случае Верд просто клал на пухлую румяную физиономию друга подушку и слегка прижимал, пока служитель не закончит осуждающие проповеди.

Добро похмыкивающий и крутящий усы Хорь не гнал их: в большом доме отчего же не приютить гостей, тем более что эти не ленились, помогали по хозяйству, да и Дара отнеслась к колдунье как к родной, сразу заявив, что скорее вытолкает за порог самого Хоря, чем позволит вытурить девочку. Оттого троица не спешила. Санни наслаждался теплом и сытостью, помноженными на возможность не поднимать отяжелевшего зада из кровати, а Верд, кажется, и вовсе забывал, что куда-то направлялся, глядя на порхающую Таллу, смущённо опускающую хитрющие глаза каждый раз, как он зажимал её в уголке и бессовестно тискал.

– Ну пусти… – потребовала дурная, с готовностью ныряя за плотную занавеску в большой общей комнате и едва ли не первая вешаясь ему на шею.

Верд собственнически запустил руки под её рубашку, жёсткими пальцами оглаживая дрогнувший от прохлады живот, пробираясь выше, туда, где бледная кожа ещё нежнее, а касания ещё желаннее.

– А ты закричи, – потревожил он жадным вздохом пушистые локоны, – позови на помощь, я сразу отстану.

Девушка откинула голову, подставляя шею под требовательные губы, обвисая у него на руках.

– Спасите, – хихикнула она тихонько, чтобы и правда вдруг кто не прибежал, выгнулась навстречу прикосновениям. – Убивают… Ты же меня так проглотишь!

Верд не спорил.

– Проглочу. И тебе понравится.

Колдунья с готовностью отвечала, доверчиво, нежно трепеща в широких мозолистых ладонях, требуя больше ласки, больше любимого мужчины.

– Знаю…

Она позволила усадить себя на подоконник, торопливо, пока мужчина не передумал, обхватывая его ногами за бёдра.

– Эй, развратники! – заколотили в окно со стороны двора. – Чтоб вас!

Дарая погрозила кулаком, пунцовая не то от работы на холоде, не то от увиденного зрелища. Верд сразу сконфузился, спустил девушку на пол, а Талла скорчила подружке недовольную рожицу:

– Завидно?

– А то! – грудно расхохоталась колдунья, довольная, что спугнула полюбовничков, как весенних птах.

Хоть Хорь с Дараей и посмеивались над молодой парочкой, Верд зла на них не держал. Сам себе удивлялся: тёртый калач, не первый год по земле ходит, а ведёт себя ровно мальчишка. Ясно, что шутки их не несли зла. Добродушные подколы больше распаляли влюблённых до следующей встречи, чем мешали, да и сами домашние ни словом, ни делом не давали понять, что гости нежеланны. Однако ж наёмник сначала потехи ради прикидывал, как бы жили они с Таллой в собственном доме, куда бы приткнули вездесущего Санни, от которого, ясно, и там бы не избавились, а потом вдруг проснулся как-то утром и понял, что дурачиться больше не желает. И пустующая, недостроенная кем-то изба через три забора показалась вполне крепкой и недурно поставленной. Верд дважды ходил посмотреть, внутренне оправдываясь тем, что бдительно проверяет, не затеял ли кто из соседей каверзу. Сначала походя шаловливо метнул в опорный столб снежком – попадёт ли? Попал, конечно. В следующий раз, шествуя мимо, пнул сапогом – стоит, крепкий. В конце концов примерился и стал рядом, расшатывая. Нет, хорошо вбит! Правда, можно дом срубить.

– А что, Хорь… – После обеда Верд тщательно облизал ложку и ровно пристроил возле плошки. Поправил аккуратно, не спеша с вопросом. – Чего это у вас остов избы стоит, ровно скелет медвежий, посередь деревни?

Ничего, окромя мягкой перины да белёного потолка, не видевший пока, Санни признал, что готов на стену лезть от скуки, и обедал вместе со всеми. Лишь иногда сетовал, что, когда его с ложечки кормили, вдобнее было.

– Ну так давай я покормлю! – Дарая с готовностью вынула тяжёлый литой черпак из киселя.

– Спасибо, хорошая женщина! Я не имею ни малейшего права злоупотреблять вашей добротой и гостеприимством. – Служитель ретировался к окну, высматривая упомянутую избу.

Хорь с Вердом переглянулись и ехидно хмыкнули: один в длиннющие усы, второй в намечающуюся бороду. Ничего, завтра поутру в баньку сходит, побреется. А то Талла уже жалуется, что целоваться колюче… Верд хмыкнул ещё раз, довольно, и положил широкую ладонь девке на колено, обозначая: моё! Та и не дёрнулась.

– Моё дело предложить, – шумно отхлебнула из черпака Дара.

Наконец высмотрев искомое, служитель протянул:

– И правда изба. Никак, недостроенной бросили? Или милостивые боги прибрали к себе хозяина раньше срока?

– Или руки у него не с того места росли, – пригладил и тут же снова взъерошил тараканьи усы Хорь. – Строить начали ещё тогда, когда у меня ни седины в усах, ни свет-Дараюшки не было. Есть мыслишка, что одно с другим как-то связано…

– Льстец! – добродушно выругалась колдунья, поглаживая хозяина меж высоких залысин, как козла меж рогов.