Дубовый листок

— Они не успеют его поставить сегодня, — сказал генерал, взглянув на небо. — Значит, в Берестечке они будут не раньше завтрашнего полудня. Но нельзя терять драгоценного времени.

Мы шли форсированным маршем до густых сумерек и заночевали в Хоцимье. Это невзрачное местечко запомнилось мне потому, что там на следующее утро генерал раздавал награды за боремльскую битву. Высоцкий стал майором, а я за подземный поход и взятие Крузенштерна и Винтулова был произведен в поручики. Если бы не тяжелые воспоминания о Боремле, я был бы вне себя от радости.

В Радзивиллове мы появились в самый разгар веселья жителей. Пользуясь тем, что российские чиновники испугались приближения нашего корпуса и удрали, радзивилловцы

забрались в таможню, вышвыривали оттуда штрафные документы, рвали их и пускали клочья по ветру.

Большая толпа встречала нас приветствиями и цветами. Генерал со штабом подъехал к русским пограничным столбам, на которых красовались двуглавые орлы.

— Отныне здесь польские владения! — сказал генерал и выстрелил в одного из орлов. Другого разбил Высоцкий.

Толпа кричала «ура».

На австрийской стороне, недалеко от пограничных столбов, виднелся небольшой дом. Оттуда к нам направилась группа конных. Это были австрийские пограничные офицеры. Они поздравили нас с прибытием и пригласили штаб в домик, где поднесли по стакану вина. Генерал провозгласил тост за здоровье австрийского правительства, а затем попросил хозяев принять для лечения в их ближнем госпитале раненых, захваченных из Боремля. Австрийцы сейчас же согласились, и мы с Анастазом занялись этой передачей.

В Радзивиллове была объявлена дневка. Туда приехали маркитанты из соседних местечек, обозы с продуктами и фуражом, а также наконец появились тяжеловозы, о которых мы до сих пор только мечтали. За каждого коня генерал уплатил по пять гульденов, чем вызвал удивление и благодарность. А к вечеру привели еще двух верховых коней с богатыми седлами и потребовали, самого генерала.

Он вышел.

— Мы думали, пан генерал не заплатит ни копейки за тяжеловозов, а потому припрятали этих красавцев. Теперь же мы их вам дарим.

Генерал поблагодарил и приказал уплатить за подарок тройную цену. Одного красавца вороного, с белой звездой во лбу, он отдал Высоцкому, а другого — майору Шимановскому.

Вечер мы провели дружной семьей, и, кажется, генерал еще никогда не был так весел. Он много говорил о Подолии

и надеялся, что там не подведут, как на Волыни, подбадривал нас — теперь недолго. В компании был, конечно, и ксендз. Узнав, что наш путь лежит через городок Почаев, он пришел в очередное волнение: в окрестностях Почаева[54] есть два места, где мадонна когда-то ступила на землю. Следы ее ног отпечатались на каменных глыбах Татр. Хорошо подойти хотя бы к одному и совершить небольшое набоженьство!

— Подождите, — сказал ему генерал. — Вот закончим поход, присоединим Волынь и Подолию к Польше, и тогда в течение трех дней будете совершать набоженьство в святых местах.

Следующий наш бивак был в деревеньке неподалеку от Вышинца[55]. На Вышинец генерал возлагал некоторые надежды. Там жил богатый граф Мнишек. Генерал отправил капитана Цетнера в разведку, а меня к этому графу с приглашением прибыть на свидание.

Палац Мнишка стоял на краю Вышинца, на холме, утопая в роскошной зелени парка, где, как и у всех магнатов, были расставлены статуи богов и били фонтаны.

Так от разных людей на Волыни слышали мы одни и те же слова.

Генерал низко опустил голову и тихо сказал:

— Спасибо, Панове, за правду.

Вот после этого разговора я пригласил Высоцкого под дерево и раскупорил венгерское графа Мнишка.

Высоцкий взял стакан, чокнулся и с горечью произнес:

— Неужели надо было пройти такой путь, чтобы узнать эту правду?

— Да! Мы-то, джултодзюбы, ничего не видели дальше бельведера и Саксонского плаца, а вы?

— Мы? Могу сказать про себя — уповал еще на магнатов. И, знаешь ли… вспоминаю наш спор по дороге в Замосцье… Кажется, и в самом деле прав твой Лелевель, и народ состоит из этих самых классов… У Плутарха же об этом, представь, ни единого слова! — Высоцкий хотел улыбнуться, но у него получилась гримаса. — Пане боже, что теперь будет?! На что я истратил свою жизнь?.. — и он взялся за виски.

Тут заиграли сбор, и мы тотчас ушли из Колодна.

Что наши дела плохи, понимали и солдаты. Куда девалось веселье, охватившее всех в Радзивиллове? Генерал уже никого не подбадривал. Он утратил веру и не хотел обманывать нас. Солдаты были голодны и измучены. И холера опять шла в наших рядах, отнимая последние силы.

Странно, никогда я так не любил моего генерала, как теперь, когда он был столь несчастен!

Глава 25

Татры вы Татры! Горы Волыни, долины, леса и поля. Крутые овраги, деревни с дымными избами и измученным оборванным людом, церкви, костелы, развалины замков, подземные ходы, кресты на дорогах, сухие туманы… Мы ехали молча. Свежая зелень весны не радовала глаз. Лошади наши тянулись к траве, но мы не могли их кормить. Была дорога каждая минута.