_ Совершенно верно, — отвечал граф. — Польское «бур» и русское «бор» — один и тот же корень. Местность получила название как будто из-за мельницы, которая там была, а может быть, и теперь есть: «Як бор меле».
Я снова погрузился в чтение. Мне попался и план Буромля. От замка во все стороны расходились какие-то лучи. Это оказались подземные ходы, и самый длинный подходил к городу Перемелю. Я опять обратился к графу за справкой — далеко ли Перемель от Берестечка.
— Рукой подать. Только не город, а захудалое село. Впрочем, в старину это был бойкий город, а Берестечко, наоборот, — крошечной деревенькой.
Я показал план графу, и он заинтересовался. К нам присоединился и подпоручик Гоньковский. Графа смущало — как мог ход идти от Перемеля к Буромлю, когда на пути встречается два раза Стырь. Если бы река изменила течение, осталась бы старица.
Наконец сообща мы разобрались. Оказалось, что ход начинается не в самом Перемеле, а за Стырью напротив, и на этом месте стоит каплица. А под самым Боремлем ход спускался под Стырь.
— А сейчас эта каплица есть? — спросил я.
— Да. Уж не думает ли пан Наленч туда отправиться?
— Горю желанием, граф. Помогите только добраться до этой каплицы.
— Помочь-то я могу. До Перемеля можно пройти по коридору костела Тринитариев, а костел сообщается с палацом тоже подземным ходом. Но что толку, пан Наленч? Ведь Буромль-замок существовал двести пятьдесят лет назад, а теперь на его месте стоит палац графа Чацкого. И ходы-то, вероятно, за это время все засыпались.
Но я продолжал настаивать: надо попытаться. По крайней мере, мы будем знать, что сделали все возможное,
чтобы догнать генерала. Гоньковский меня поддерживал.
— Ну что ж, — сказал Плятер. — Можно проверить. Это и мне самому интересно. Риск — благородное дело!
Дверь библиотеки распахнулась, и камердинер, встав на пороге, доложил:
— Панна Ядвига Скавроньская.
— Как?! — граф Плятер, припадая на правую ногу, поспешил ей навстречу. — Что случилось, что панна вздумала посетить меня в такое необычное время? Здорова ли матушка? — он поцеловал Ядвигу в лоб.
— Мамуся, слава пану богу, здорова, — отвечала Ядвига с улыбкой.
— Познакомьтесь, панове. Это моя шестиюродная племянница, — и граф Плятер начал объяснять, какие линии родства и какие гербы соединились для того, чтобы создать у моей невесты столь симпатичного родственника. — Как видите, Панове, родство наше доказано, но вот, как следует меня величать — вуем или стрыем[48], мы все еще не разобрались, а поэтому Ядвига и называет меня по-российски…
— Дядюшка! — смеясь сказала Ядвига. — Вы прислали за мной карету с запиской пана Наленча, а он — мой жених.
— Как мир тесен и мал! — воскликнул граф. — Очень рад, что у тебя такой бравый жених. Пусть он тебе расскажет, какую авантюру задумал. Он и меня заразил. Если бы не нога и не возраст, я составил бы ему компанию. Итак, когда же вы думаете двинуться, пан Наленч? Может быть, подождем денек по случаю встречи с невестой, а?
Соблазн, признаюсь, был очень велик. Но мог ли я предпочесть личную радость долгу…
— Мы отправимся вечером, — отвечал я твердо.
— В таком случае, займусь приготовлениями к походу, а у вас с Ядвигой, вероятно, есть о чем поговорить.
И граф, поманив за собой подпоручика Гоньковского, направился к двери. На пороге он остановился и сказал Ядвиге:
— Прошу, если вздумаешь выйти на воздух, — только со стороны заднего фасада. С реки вас никто не заметит.
Мы сидели под вековым ясенем на берегу Стыри. Река сверкала серебром среди ярко-зеленых вешних лугов, окаймленных на горизонте зубчатой кромкой леса. По ней тянулась вереница плотов, груженных бревнами. Слышались песни гребцов. Легкий ветерок принес к нам аромат черемухи.
— Как хорошо! — сказала Ядвига. — И как не хочется думать, что совсем близко война, и не сегодня-завтра Берестечко
будет содрогаться от канонады.
— Да, это может быть…
— Как ты изменился…
— Огрубел?
— Нет… — она долго смотрела на меня и наконец сказала — Не огрубел, а возмужал. — И положила голову мне на плечо.
— Почему ты не ответила на мое письмо из Замосцья? Я ждал!
— Но как я могла ответить, если получила его через третьи руки и с таким опозданием!
— Ты не видела пана Хрощековского?
— Конечно, нет…
— Значит, он меня обманул? А я подумал было на тебя рассердиться, и как хорошо, что решил подождать…
— Ты мог сомневаться, Михал?
— Прости!
— Как я хотела быть с тобой в походе. Мог бы генерал
разрешить? Ты знаешь, я владею оружием…
— Терзаться, ежеминутно опасаясь за твою жизнь?! Нет! Любимые воинов должны быть в тылу.
— Я так боюсь тебя потерять… Говорят, людей, которые слишком сильно любят друг друга, разлучает судьба. Говорят, она не выносит слишком большого счастья. А я так сильно люблю тебя! Помнишь панну Фредерику? Как она нас торопила!..
Я и сам часто вспоминал об этом.
— А что, если… мы с тобой повенчаемся?.. Сегодня. Костел рядом. А свадебный пир отложим до лучших времен. Хочешь? — спросил я.
— И ты еще спрашиваешь!
— А мама?
— О! Она согласится! Только как же… я должна к ней поехать, приготовиться… Не хочу ни на минуту расстаться с тобой…