Дубовый листок

Вдруг мальчик встал и пошел на алый мачок. Цветок был совсем рядом с кустом, где я лежал, и светился, слов но фонарик. Что было делать? Невольно я прижался к земле. Но мальчик не мог не заметить меня. И он заметил. Испугался, вернулся к сестре, показывая в мою сторону пальцем. Девочка схватила братишку за руку и готова была бежать.

Опасение, что они поднимут крик, заставило меня рискнуть.

— Здравствуйте, детки! — сказал я громко, поднялся и сел.

— Здравствуйте… — нерешительно ответила девочка.

Это было уже хорошо!

— Далеко ли вы живете?

Она показала за деревья.

— А дома ли ваши родители?

— Татусь уехал до Дубна. Матуся дома.

«С матусей-то я как-нибудь договорюсь», — подумал я и сорвал предательский мачок.

— Какой хороший цветик, а? Возьми его, бутуз. Да не бойся меня!

Девочка подтолкнула брата, и он подошел за цветком.

— Почему пан не пойдет до хаты? — спросила девочка.

— А я не знал, что здесь хата. Пришел, было темно, лег и поспал. Теперь хочу пить. Ты не принесешь мне кружку воды?

— Может быть, пан будет пить молоко?

— Можно и молоко.

Она взяла брата за руку и скрылась в кустах. Признаться, я пережил несколько неприятных минут: всякое могло случиться. Но вот среди зелени мелькнуло платье девочки.

— Ступайте, пан офицер, скорее до нашей хаты.

Эх, была не была! Хата оказалась совсем недалеко. У забора стояла женщина.

— Скорей! — сказала она. — Не дай боже, увидят казаки! Давеча проезжали, спрашивали, куда пошло польское войско.

— Разве здесь есть дорога?

— А как же — совсем рядом.

Она провела меня в хату и налила молока.

— Нынче у нас неспокойно. Русские ходят по польским дворам и смотрят, все ли мужчины дома. Ищут, не

делает ли кто косы. А мой ушел в лес, к пану Ворцелю в отряд. Слышали, может, — под Ковелем?

Я кивнул, хотя вовсе не слышал о Ворцеле.

— А вы куда путь держите?

— К генералу Дверницкому. Знаете такого?

— Это тот, что рекрутов расковал? Знаю. Он уже давно прошел.

— А Иваничи далеко отсюда?

— Версты две, пожалуй, не будет.

Ребята сидели у окна и с чем-то возились.

— Дяденьки едут, — вдруг сказал мальчик.

Мы подошли к окну. По дороге ехали три казака, а за ними два российских офицера.

Женщина всплеснула руками и бросилась к подполью.

— Полезайте, пан офицер! Как бы не было беды. В случае чего, не беспокойтесь, оттуда есть выход во двор, — говорила она, поднимая крышку.

Рассуждать не приходилось. Я быстро спустился в подполье и уселся на ступеньки. Женщина крикнула детям:

— А вы смотрите у меня, не болтайте про пана. Идите-ка лучше в лес, соберите цветики.

Положительно мне не везло!

Гости зашли в хату, звеня шпорами, и спросили у хозяйки молока и меду.

— Хорошо бы здесь отдохнуть, — сказал один. — Я всю ночь не смыкал глаз, да и сегодня вряд ли придется.

— Может, поедем до Бибнива и там заночуем? — предложил другой.

— Нет! Избегаю заезжать в населенные места. Кругом холера.

— Пожалуй, вы правы.

Они громко прихлебывали молоко. Хозяйка скупо отвечала на их вопросы. Нет, она не боится жить на краю леса и большой дороги. Чего ей бояться! Богатства у нее нет, а имущество — эта хата да одна коровенка и десять ульев. Молоком и медом она угощает всякого, кто к ней заглянет.

Гости приказали казакам разнуздать коней и принести в избу бурки.

Половицы заскрипели. Офицеры укладывались.

— Я думаю, — сказал тот, что расположился над моей головой, — Дверницкий стремится в Подолию. Ему там удобно — и свое имение, и знакомства…

— Черт-те что это за люди — поляки! Никак не могу

понять, откуда у них такая страсть к отчизне! Все отдают, что имеют, да еще сверху головы кладут. Интересный народ, неправда ли, капитан?

— Ненавижу их. Гордецы, хвастуны, льстивые и двуличные люди.

— Есть среди них и такие… А у нас? Или у вас, господин капитан?

— Я русский, — отвечал тот. — Но мои предки были немцами. А про поляков Наполеон сказал: «Эта нация носит разрушение в себе самой».

— А сам Наполеон себя не разрушил?

Некоторое время они молчали.

— Капитан Крузенштерн, — окликнул голос, — вы заснули?

— Нет, господин полковник, но собираюсь.

— Я вот о Дверницком. Отличный все-таки генерал. Ведь как умеет водить неприятеля за нос! Мы его в двадцати местах ожидали, а он в двадцать первом оказался…

— Давайте спать, — отвечал капитан сонным голосом. — Желаю вам увидеть во сне отличного генерала. Пусть вылезет из подполья, над которым мы разлеглись, и скажет: «А цо вы тут робите, Панове?»

— Он не так скажет: «Ренци до гуры![121] Пийдем, Панове, до Замосцья». А вам пусть приснится Дибич. Ведь вы его обожаете.

— Вы будете портить мне аппетит ко сну? — сказал Крузенштерн переворачиваясь. — Порой бывает стыдно, что я адъютант у такого неряхи!

Я разинул рот. Адъютант самого Дибича! Рядом со мной! Упустить его? Да ни за что. Меня било как в лихорадке. А что если в монашеском плаще я доберусь до Людвига Иваницкого? Он даст лошадей и несколько человек…

Спустившись с лесенки, я прощупал стены и нашел дверь. Она оказалась незапертой.