Дубовый листок

Волоча ноги от усталости и мечтая об единственном — как бы поспать, я поднялся на холм и отправился вдоль высокой монастырской стены, ища ворота, как вдруг страшная мысль остановила меня: «Кто может поручиться, что я попаду к гостеприимным униатам, а не к православным монахам, которые выдадут меня российским властям?» Оставаться на холме тоже было опасно: приближался рассвет, и на фоне монастырской стены мой гранатовый мундир мог стать предметом внимания всякого… Но усталость совсем одолела меня, и я присел на большой камень, лежавший впритык к стене.

Туман рассеивался, поднималось солнце, и я должен был вставать и идти. Куда? Хотя бы обратно, в лощину, залечь там среди камышей. Но солнце так хорошо пригревало, что я медлил. Глаза не хотели смотреть, голова не могла больше думать. Вероятно, я заснул на несколько секунд и свалился с камня. Это меня немного отрезвило. Поднимаясь, заметил, что камень прикрывает яму. уходящую под монастырскую стену. Попробовал его подвинуть. Не сразу, но поддался. Это была прекрасная яма, я, кажется, мог там поместиться. Чего же лучше? Удалось еще больше подвинуть камень и спустить в яму ноги. Я не достал до дна. Держась за края, спустился, поболтал ногами и нашел-таки опору.

Это была вовсе не яма, а спуск в коридор, уходивший вглубь, под территорию монастыря. Что ж, ничего удивительного! Я слышал не раз, что Волынь — страна замков, церквей и подземелий.

Сонливость слетела с меня. Я двинулся по коридору. На полу стояли лужи. Вероятно, это просачивалась снаружи дождевая вода. Глаза мои опять начали слипаться. Чем ни дальше я шел, тем становилось темнее и, наконец, пришлось взяться за стены и идти на ощупь. Стены не были облицованы, кое-где от прикосновения осыпались, а под ногами хлюпало.

Я дошел до поворота, сделал с десяток шагов, споткнулся и сел. Это был плотный бугор. Ну, что делать! Голова кружилась. В тишине раздавались незнакомые звуки, похожие на звон. Не сразу я догадался, что это падающие капли.

Я пригляделся. Впереди было тусклое пятно. Несомненно, это свет. Может быть, выход наружу, во двор монастыря? Я решил подойти поближе и на всякий случай вынул пистолет. Стрелять было нечем, но иногда один вид оружия может произвести впечатление. Постепенно коридор расширялся и делился надвое. Я пошел на светлое пятно и увидел лампаду, теплившуюся перед статуей мадонны, а за ней круглое помещение с иконами и распятием. Подземная каплица!

Вдруг из-за распятия появилась белая фигура. Я шарахнулся.

— Не бойся, сын мой. Я пес господень[43]. Вижу, ты польский воин. Как ты попал сюда и куда идешь?

Я объяснил. Оказалось, монах уже знает, что случилось во Владимире. Ночью оттуда были гости — граф Стецкий. Он уехал с дружиной несколько часов назад, куда — неизвестно.

Монах взял фонарь и, выведя меня в коридор осветил стену, на которой была свежая надпись: «Людвиг Стецкий с дружиной. 16 апреля 1831 года».

— А больше никого не было? — спросил я.

— Был еще один офицер, уехал вчера утром. Он тоже где-то здесь расписался.

Монах начал разглядывать стены. В тусклом свете фонаря я увидел, что они испещрены надписями. Некоторые были, очевидно, сделаны очень давно и частично стерлись. Все же я кое-как прочел.

Там ночевали в 1828 году Олизар, Богданевский и Пешер, а в одном месте я нашел рисунок, похожий на цветок, и под ним надпись: «Нарушевич и Хорвик, 1818 год».

— Это масоны, — объяснил доминиканец.

Он нашел наконец надпись недавнего гостя: «Тут был подпоручик Гоньковский».

Как мог Гоньковский оказаться в окрестностях Владимира, было загадкой. Ведь генерал Дверницкий послал его с пленниками из Литовежа, а это совсем другая дорога!

Меня шатало от усталости, и монах заметил это. Предложив посидеть в каплице, он поднялся по узкой лестничке, что оказалась за распятием, и некоторое время спустя вернулся со свертком.

— До вечера, пан, выходить нельзя. На дорогах все время рыщут казаки. Вот тебе плащ, ляг и отдыхай, но прежде подкрепись.

Он дал мне хлеба и воды, отвел в коридор и указал на яйцевидную нишу:

— В древности здесь ложились воины с копьями и стерегли подземелье.

Я расстелил в нише монашеский плащ и быстро заснул под монотонную музыку капель.

Когда стемнело, монах вывел меня к камню на взгорке. Проводив до моста, указал тропинку, уходящую в лес, и простился.

— Плащ не советую снимать, всякое может случиться, сын мой. Да благословят тебя бог и святые ангелы.

Ночь выдалась лунная, как и накануне. Я шел легко и быстро и ни разу не сбился с тропы. Когда небо залилось сияньем зари, я отыскал в кустах укромное местечко. Мучила жажда. Сорвав молодые липовые листочки, пожевал их и задремал, слушая говор просыпавшихся птиц.

Отдых мой прервали детские голоса. Сквозь кусты я увидел девочку и мальчика. Они сидели на пригорке перед кучкой фиалок и связывали их в букетики.