Погибнуть от пыток в полиции или утонуть – выбор был очевиден.
– Не надо! – Подбежавший сзади Соколов схватил ее, когда она уже перебросила ногу через парапет. – Ты не выплывешь, вода ледяная!
«Я только этого и хочу, глупый».
Снег сыпался острой крупой им в лица.
Глаза Соколова так сильно блестели, что Макс не могла больше выдерживать этот взгляд.
– Трус.
Внутри все вспыхнуло от боли и наслаждения – Игорь сразу сник от этого удара, и она почувствовала, как он медленно разжимает руку.
Макс перебросила вторую ногу через бортик. Ветер приподнимал короткий серебристый пуховик, кеды опасно скользили по обледеневшему бетону. Едва сохраняя равновесие, она застыла над рекой. Внизу шумела черная вода.
Вдруг Макс почувствовала вибрацию под ногами – и увидела, как Соколов перелезает через парапет.
«Какой идиот!»
– Стоять! – проорал мегафон.
Она уже слышала за спиной топот ног полицейских.
«Смерть – это река», – подумала Макс.
И прыгнула – готовясь проснуться в лаборатории и зная, что ей ничто не угрожает.
И Соколов прыгнул тоже – с ужасом хватая воздух и не понимая, останутся они в живых или нет.
Он просто прыгнул вслед за ней.
Вспышки в темноте заставляли сознание фокусироваться, но оно рассыпалось от холода, который пронизывал все. Он впивался иглами в каждый миллиметр тела и разрывал на части. Дышать было нечем, черная глубина вокруг кипела, озаряемая лишь синеватыми вспышками. Макс не могла пошевелиться, скованная холодом, и погружалась все ниже, отдаваясь в объятия воображаемой, но от этого не менее страшной смерти.
Она почти потеряла сознание, но вдруг ее тело что-то схватило и поволокло наверх – неумолимо, резкими рывками. Странные вспышки затянуло темной пеленой, и Макс провалилась в небытие.
Она с трудом разлепила заледеневшие ресницы и увидела, что лежит в полумраке какой-то арки рядом с каменной лестницей, которая поднималась прямо из воды.
Макс смутно помнила, что у Большого Москворецкого нет набережной, лишь отвесные стены, поэтому сильно удивилась: навык изменения ландшафта во сне развивался, да и то с большим трудом, только у серийных тестировщиков, а Соколов к ним явно не относился.
«М-м-м, мы уже строим набережные…Как же ты хочешь тут остаться…»
И тут до нее дошло – она все еще не умерла.
Они все еще были в его сне.
Опять синие вспышки. Макс всмотрелась в полумрак под мостом – там сидел Соколов с выпученными от холода глазами, в промокших брюках и жилете, и прижимал к себе левое колено. На руке, покрытой темными волосками гусиной кожей, моргал ярко-синий огонек часов.
– Они для подводного плавания. Не думал, что п-пригодятся когда-нибудь.
– К-какой холод! – Макс стала растирать замерзшее тело, оно ныло от синяков. – Г-где мой рюкзак?
– В-вот. – Он придвинул к ней промокший ком грязно-белого цвета. Она выхватила из рюкзака маленькую фляжку, открутила крышечку и запрокинула ее над головой.
Потом посмотрела на Соколова испытующе – и протянула фляжку:
– П-пей. Это спирт. Должно минут на десять стать легче. А потом нас схватит полиция. Что у тебя с ногой?
Игорь выхватил фляжку и припал к ней, трясясь на ветру.
– Т-ты хочешь сказать, меня схватят? Тебя-то за что?
Макс боролась с невыносимым желанием прокричать ему правду в лицо – о том, что он просто спит и что на самом деле схватить его в этой стране не может никто – разве что удар или радикулит.
– С ногой – н-ничего. Железка в воде была. Так, царапина.
Она отошла от него на несколько метров. Дрожа, стала оглядываться, словно что-то ища, потом присела на корточки – и вдруг приподняла крышку люка канализации. Осторожно пролезла внутрь, нащупала скользкую лесенку и ухнула вниз почти по шею.
– Ай!
Ее руки вдруг обхватили другие, ледяные и сильные, как металлические стержни. Она повисла на них, едва дотягиваясь ногами до перекладин.
– Я подстрахую, лезь.
Она не стала отказываться.
Через минуту Макс позвала его из глубины:
– Вообще тут тепло. Хотя воняет жутко. Можешь взять наши вещи?
Соколов скрутил в узел их мокрую одежду, закинул на плечи белый рюкзак и нырнул в темную яму. Оттуда тянуло сыростью и нечистотами, он поморщился и задвинул за собой крышку люка – кому-то из полицейских могло прийти в голову искать их здесь.
Игорь цеплялся за перекладины в неверном свете фонарика из часов, пока правая нога не нащупала чавкающую жижу – пол московской канализации.
– Ты тут? – откуда-то издалека спросил голос Макс, искаженный гулким пространством.
– Да, пытаюсь найти выход из этого дерьма.
– Иди сюда, тут есть чуть-чуть сухого места, можно пристроиться на ночлег.
– Мы будем тут ночевать?!
– Придется, – бесцветно ответила она, – или ты хочешь ночевать на мосту с пулей в затылке?
Соколов, понятное дело, не хотел.
Постепенно глаза привыкали ко мраку, и он стал различать очертания старых кирпичных тоннелей, по которым текли реки мутной воды. Скривившись от запахов, Соколов пошел на голос Макс.
Она стояла в коллекторе – том самом, в котором так долго пряталась в своей прошлой жизни в Троицке-N, под маленькой тусклой лампочкой, в небольшом сухом тоннеле, из которого ничего не лилось и не капало.