Он вдруг почуял запах дыма и ухватился за него, как за тоненькую ниточку, и начал сворачивать в коридоры, и открывать все новые и новые двери, за которыми чернели необитаемые комнаты без света и людей; его звали пропасти окон, в которые хотелось прыгнуть, но он заставлял себя бежать дальше, чувствуя позвоночником ускользающее время – последнее время своей жизни.
Соколов вдруг словно споткнулся о черную пелену дыма, который шел из-под двери; остановился, распахнул ее – пламя вырвалось наружу, едва не опалив ему ресницы и волосы.
– Кира!
Она лежала в центре комнаты спиной к нему, голова на ладонях, будто просто спала.
Он торопливо забросил ее руки себе на шею.
– Кира, ну зачем, зачем ты это сделала, я ведь уже пробовал, много раз, там ничего нет, там одна темнота, и больше ничего… Я знаю, знаю-у-у…
Игорь не понимал до конца, зачем говорит все это, но чувствовал: Кира подожгла это здание, больше некому, – а может быть, его поджег он сам.
И Соколову стало так плохо и хорошо одновременно, потому что его сознание с этого момента перестало принадлежать ему, оно стало общим – с Кирой, с этим местом, с самой тканью реальности. Ему хотелось залиться слезами, и провалиться в экстаз, и биться головой о стены от ужаса и восторга этой общности, потому что в одиночку себя он уже давно не выдерживал, – но это стало не нужно теперь, ведь они были вместе, вместе – а это значит, что исполнилась его самая давняя и страстная мечта – не быть в одиночестве, –
Пол шатался, дверные проемы ходили ходуном, открываясь и закрываясь, как рты потусторонних существ, которые пытались их сожрать, пока Игорь нес слишком легкое тело Киры сквозь дым, держа ее «руками предателя», – он почему-то без остановки повторял это про себя, а карты жгли его карман, но Соколову не хотелось смотреть на них, потому что он знал: они пусты, и пароля там точно нет.
Его никогда там не было.
Игорь сидел в каком-то темном углу позади «боярских палат». Он бежал, пока были силы, потом опустился с Макс на снег и просто гладил по измазанному сажей лицу: оно белело под мокрыми пальцами, и Соколов будто рисовал на нем иероглифы, пытаясь привести ее в чувство.
– Кира, Кира, очнись.
Она закашлялась, задохнулась, схватила его за руки, дернулась, подскочила – голова кружилась от дыма и морозного воздуха.
– Что ты надела-а-ал?!
Это был крик животного – дикий, отчаянный, яростный рев подстреленной медведицы, вставшей на дыбы.
– Зачем, зачем ты меня вытащил?! Тварь, скотина, ненавижу, чтоб ты сдох!
Она ударила его в грудь несколько раз, потом отползла и зарыдала, лежа на снегу.
– Кира…
– Я тебе не Кира! – зарычала она сквозь слезы. – Уходи! Исчезни! Покончи с собой, или я сама тебя убью!
– Кира, я знаю, что моя фамилия Соколов. Я знаю, что как-то причастен к теракту. И еще… – Он вытащил из кармана карты. – У меня есть это.
Игорь высыпал блестящие прямоугольники на снег – но все они были пустыми.
Просто белые бумажки.
– Но как… – Он судорожно вывернул карманы.
Одна из карт лежала «рубашкой» вверх – Соколов схватился за нее, как за спасательный круг, двумя руками и перевернул.
Там была плоская зацикленная проекция, будто «волшебная картинка» из вкладыша жвачки, – мужчина в военной форме со светлыми волосами, темными усами и проблесками седины на висках. Военный в ужасе смотрел куда-то на потолок за пределами границы карты и качал обреченно головой, в его руке был зажат пистолет.
Макс приподнялась, всмотрелась – так и есть, Александр Соколов.
Он смотрел страшными, расширенными до предела глазами вперед и вверх, словно ему оттуда кто-то безмолвно угрожал.
Потом подносил пистолет к виску, стрелял и падал, и из-под его головы натекала на пол черная лужа крови.
И так по кругу.
Взгляд – выстрел – падение – кровь.
– Кто это?.. – глухо выдавил Игорь, не в силах смотреть на картинку дольше пары секунд. Он уронил ее на снег.
– Я не знаю, – еле слышно соврала Макс.
Ярость куда-то делась. Ей стало наконец очевидно то, чего не понял много лет назад Соколов-подросток.
Его отец ушел из жизни не по собственной воле.
Река
Макс сидела на водительском сиденье Geely и, вытянув шею, убирала влажной салфеткой остатки сажи с лица. Кожа под слоем черного стала розовой, румяной от мороза. Рядом с ней мрачный Соколов пытался найти хоть что-нибудь в Сети о себе, потом отсканировал изображение человека с карточки – но результат был тем же.
– Ничего не найдено. Странно… – Он устало потер виски. – Как так может быть, что в двадцать первом веке в сети о ком-то вообще нет информации? Ни видео с камер наблюдения, ничего… Не верю… Кто он такой?.. Он в военной форме.
Макс пожала плечами. Они стояли на парковке ниже уровня Большого Москворецкого моста, белого и тихого от свежевыпавшего снега. Снег валил все гуще, заслоняя собой и город, и Кремль, и черную реку, что лежала где-то внизу.
– Кира. Извини, Макс. Я так не могу. Давай поговорим.
Она нахмурилась и сжала руками руль.