Девочка со спичками

Соколов покопался в бардачке, отбросил нераспечатанную пачку сигарет в глубину; вынул зажигалку и что-то еще – круглое, плоское, маленькое, похожее на металлическую шайбу со срезанной верхушкой. Поставил «шайбу» на приборную панель.

– У меня осталось восемь минут жизни, и я хочу провести их как-то иначе, чем убегая и прячась неизвестно от кого.

Игорь протянул руку с зажигалкой к «шайбе» – это оказалась белая свеча, замкнутая в алюминиевом корпусе, – и поджег ее. Свеча уютно затрещала, пламя осветило оранжевым его лицо, а под лобовым стеклом затанцевали тени от снежинок.

– У тебя осталось ровно столько времени, сколько ты сам захочешь себе дать.

Соколов усмехнулся:

– Не боишься смерти?

Она задумалась.

– Смерть – это… река. Ты можешь войти в нее и быть рыбой. Илом. Донной травой. Камнем. Кем угодно.

Игорь вскинул брови:

– Это какая-то мифология? Чтобы легче было принять неизбежное?

– Типа того. Был один человек… Он… она рассказала мне японскую легенду про реку Сандзу…

«И про то, что мы не приходим на землю однажды, про то, что мы есть всё, а жизнь многомерна и течет руслами, одно к другому, но эти русла никогда не пересекаются».

– …реку, через которую перебираются мертвые… и если у тебя хорошая карма, ты просто переходишь по мосту. А если плохая – плывешь, и тебя грызут чудовища. А если так, средне, то идешь вброд.

Соколов слабо улыбнулся:

– Интересно, что в этой реке ожидает таких, как я.

– Такие, как ты, должны гореть в аду.

Он застыл, глядя на свечу.

– Что я тебе сделал? Кто я? Судя по всему, непоследний человек в этом картонном государстве.

Макс вся подобралась. Когда-то это должно было случиться. Она чувствовала дрожащий салон машины под подошвами кед.

– Макс?

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

– Почему ты меня ненавидишь – на самом деле? И почему пыталась сгореть заживо там, в этом странном доме?

– Потому что ты – террорист.

– Я… не делал этого. Я просто…

– Отдал приказ? Ну да, конечно, сам ты ничего не делал! Ты просто велел кому-то другому сделать это!

Повисло тяжелое молчание.

– Наверное, – ответил он, сглотнул и посмотрел на снег. – Я не знаю. Но это точно случилось здесь, на мосту. Больше я ничего не помню, хоть убей.

Макс расхохоталась:

– Да тебя невозможно убить, ты же не хочешь умирать, в этом и проблема! Ты как таракан! Ты и меня не отпускаешь! Я просто хочу все закончить, понял?! Я просто хочу покоя…

Geely качнуло так, словно кто-то пытался перевернуть его. Соколов испуганно заозирался, но за окнами никого не было.

– Что это? Ты чувствуешь?

– Плитку опять меняют.

– Посреди зимы?

– А что, у нас бывает иначе? – Кира достала из бардачка сигареты, распечатала упаковку, опустила стекло. – Зажигалку дай…

Снег валил стеной. Белые комочки проваливались в салон, оставляя после себя темные блестящие лужицы.

– Так почему ты больше не хочешь жить?

– Ну почему же «больше»? – Кира усмехнулась. – Может, я никогда и не хотела. Наверное, с того дня, как отец…

Она закрыла глаза.

– Внутри меня ничего нет. Я кукла. Я пуста.

– Это неправда.

С другой стороны моста за снежной пеленой вдруг зажглись и медленно двинулись на них проблесковые маячки полиции – но ни он, ни она даже не повернули головы.

– Что тогда тебя здесь держит?

Она в последний раз затянулась сигаретой и вдруг расхохоталась опять:

– Получается, ты!

Игорь улыбнулся – кажется, он вообще впервые улыбнулся во сне, и улыбка была та самая, президентская.

Макс охватила дикая злоба:

– Чему ты радуешься?!

– Я понимаю, что это какое-то неправильное место и что скоро конец. Я взорвусь. Говорят, это не больно – нервные окончания просто не успевают донести информацию до мозга. Но даже если мы каким-то чудом в последний момент узнаем пароль, я все равно потеряю тебя. И поэтому я радуюсь. Тому, что ты все еще здесь.

– Что?! Так ты не говоришь мне пароль и правду о теракте потому, что хочешь, чтобы я всегда была рядом, как собачка на поводке?!

– Нет, клянусь! Я больше ничего не знаю о теракте! Меня везли здесь, я позвонил, потом повесил трубку – и все! И все!

В ярости Макс перегнулась через сиденье, схватила рюкзак и куртку и выскочила наружу.

Дрожь земли нарастала волнами, как раскаты грома. Проблесковые маячки плыли сквозь снег, все ближе и ближе – мозг Соколова продолжал сопротивляться ее попыткам пройти еще дальше, но Макс было уже все равно.

Она побежала по пологой спине моста, отфыркиваясь от летящих в лицо снежинок. Слезы застряли в горле: браслет не работал, она не могла выбраться из сна, Соколов ее не выпускал, и они были заперты в безвременье. И теперь он ни за что, никогда не скажет ей правду – чтобы она всегда оставалась с ним.

«Боже, что я наделала?! Что теперь?..»

– Макс, стой!

Игорь хлопнул дверью Geely и побежал за ней.

Белый мост был широким и пустым, без машин и людей, только протяжно выли сирены, неумолимо приближаясь к ним. Полицейские болиды на той стороне моста выстроились в линию.

– Не двигаться! – донесся рев мегафона.

Макс обернулась на Geely – машину уже окружили – и вдруг бросилась к центру моста, добежала до бортика и перегнулась за край.