Девочка со спичками

Боль адская, непереносимая, нечеловеческая. Он поднимает обезображенное лицо над асфальтом, и за ним тянется липкая паутина красной слизи.

– А-а-а…

Темное небо трещит по швам, и из щелей в нем медленно, как пчелиные матки из ульев, лезут белые шары с черными зрачками объективов.

Они и там есть, они и оттуда смотрят, они все знают, они все видят…

Мне просто надо позвонить. Это всего лишь звонок. Это же ничего не значит. Они сделают все сами.

Пожалуйста, помоги мне…

* * *

– Игорь!

Его трясло от лихорадки. Макс испуганно склонилась над ним, стоя в полутьме коллектора на четвереньках. Приподняла ему веко и зажала пальцем ресницы, пытаясь осмотреть дергающийся зрачок.

– Пожалуйста, помоги мне… – прошептал он трясущимися губами.

«Ну наконец-то».

Макс распахнула рюкзак – бинго, он снова работал! – и вытащила золотистую ампулу. Сломала ее одной рукой, в другой зажала шприц, зубами стащила колпачок, втянула лекарство и всадила иглу Соколову в сгиб локтя.

Он даже не почувствовал укола: тело было как головешка из печи, на которую плеснули водой, – горячее, мокрое, одеревеневшее, – но Макс ждала терпеливо, пока он не стал дышать ровнее, а зрачки не перестали дергаться.

Через полчаса Игорь с трудом приподнялся, пытаясь осознать, где находится.

– Отсюда надо выбираться. Ты идти можешь?

Он слабо кивнул, щупая колено, – оно распухло, но крови, кажется, не было. Соколов снова посмотрел на потолок – и застыл.

Там была камера.

Всего одна, маленькая, выпуклая, как белок детского глаза, – но она исправно целилась в лицо Игорю черным дулом объектива.

Он еле сдержал стон ужаса – потому что так и не смог понять, реальна камера или нет.

* * *

Она шарила ладонью под пыльным плетеным половиком у порога квартиры на первом этаже. Соколов держался за стену и щурился от желтоватого света подъездной лампочки. Наконец Макс вытащила ничем не примечательный карт-ключ – в объявлении виртуальный аватар хозяйки квартиры сообщил им, где его искать, и предупредил, что в квартире брать нечего: там почти нет вещей и мебели.

Магнитный замок щелкнул так, будто им не пользовались много лет. Макс осторожно вошла и увидела коридор, который заканчивался открытой дверью со страшно покачивающимся старым зеркалом в пол. Казалось, что здесь кто-то только что ходил в темноте.

– Блядь! – выругалась она, чтобы придать себе смелости. – Ну и дыра!

Соколов ничего не ответил. Он просто протянул руку и безошибочно нашел выключатель. Прихожая озарилась тусклым светом.

«Ого».

Перед ними, запыленная и старая, молчала квартира Баташевой.

Макс с трудом поборола оцепенение.

– Добро пожаловать домой, – устало пошутила она. – Чур, я первая в душ!

Через час они сидели, вымытые, в коконах из старых покрывал, прямо на полу у разваливающегося камина в большой комнате – он трещал и плевался жаром им в лица. Макс дала Соколову двойную дозу аспирина, который нашелся в автономе, и сама тоже проглотила таблетку.

– Ты как? – спросила она, осоловело наблюдая, как Игорь безуспешно пытается высушить жилет, придвинувшись ближе к огню, и то и дело смотрит на цифры, обозначающие время, которое у него осталось.

Минута.

Снежная крупа за окном сменилась ледяным дождем, который часто забарабанил по единственному в квартире широкому жестяному карнизу.

– Макс, зачем ты это спрашиваешь?

В свете огня под глазами Соколова стали видны темные круги, словно прочерченные простым карандашом рукой уличного художника.

Это был действительно сложный вопрос. Макс – точнее, та, кто был под ее маской, – не знала ответа. Личность президента внутри сна уже столько раз видоизменилась и трансформировалась, что Полина постепенно стала забывать, что они здесь делают и зачем.

Найди доказательства его вины. Добейся справедливости. Убей, если посчитаешь нужным.

Фраза, заученная наизусть перед погружением, все еще отскакивала от зубов.

– Мне просто тебя жаль.

Слова вырвались сами, и Макс выругалась про себя, но было поздно.

Соколов уставился в огонь, зябко передернул плечами: мол, о’кей, понятно.