Девочка со спичками

Комната мгновенно заполнилась едким дымом, а проекция мамы все сияла напротив нее, и слезы катились сами, разделяя лицо Макс блестящими дорожками на три части, и оно казалось неживым от инфернальных бликов пламени.

«Я не могу больше. Я не хочу».

Рука сама потянулась к браслету; она нажала на него резко, несколько раз – но ничего не произошло.

«Но как?..»

Макс дернула браслет, закусила кнопку зубами – но взрыва не было.

«Это невозможно. Как прекратить этот чертов сон?»

Огонь расползался, потрескивая и заполняя комнату жаром.

Это был страшный баг – но, как назло, он достался именно ей.

«Что ж, ладно. Значит, так тому и быть. С огня все это началось, огнем и закончится».

Она легла на пол и обхватила себя руками. У Соколова осталось минут десять, и долго без проводника во сне он все равно не протянет, да и черт с ним, она уже не в силах вывести его отсюда, пусть впадает в кому, ей все равно, ей так все равно…

Она просто хочет отдохнуть.

Просто полежать в тишине, и чтобы шар внутри не скрипел.

Просто смотреть на пламя и вдыхать дым в ожидании, когда ее вырубит и уронит на дно пропасти, где уже не будет боли, не будет запаха горелой кожи – только темнота, просто темнота.

Она ведь, в сущности, мечтала только о ней с двадцать второго октября.

Без ада продолжения жизни, без шлифовок, без ненависти к себе, без страха перед мужчинами и перед всем миром.

Просто темнота.

– Я не мико, мам… – сдавленно всхлипнула Макс, глядя, как скрючиваются от жара страницы черной книги, и огонь пожирает проекцию мамы, и она дрожит, и тускнеет, и окончательно тонет в разрастающемся пламени. – Я больше не она.

* * *

Михаил Витольдович в этот вечер блистал – он сидел у белого рояля в окружении людей в военной форме и наигрывал что-то из Армстронга, небрежно перебирая клавиши, и бокал с красным на верхней крышке рояля был тускл и темен, как венозная кровь, как глаза Соколова, когда он, сжимаясь от тревоги и остатков Дининого наркотика, вошел в желтую комнату.

– А, сынок, мы тебя уже заждались! Проходи, располагайся! Вина? Может, партейку в покер? Как все прошло? Дина, присаживайся!

Что и куда прошло, Соколов не знал, но сделал вид, что знает.

– Все нормально, – отозвался он и устало откинулся в желтое шелковое кресло. В комнате все было желтым, даже кисти на старинных портьерах – очевидно, не модерновом новоделе, а самом настоящем раритете из каких-нибудь музейных запасников. – Мне нужен пароль.

– А-а-а, пароль! – с пониманием закивал Михаил Витольдович. – Конечно, конечно, пароль. Сыграем?

Он щелкнул пальцами, и кто-то безликий во фраке рядом с ними стал распечатывать хрустящие колоды, одну за другой, и раскладывать карты перед ними на стол, покрытый зеленым сукном.

– Зачем мне играть?

– Ну ты же хочешь пароль. Он где-то здесь. Среди этой кучи карт.

Свечи потрескивали в канделябрах, кто-то смеялся, слышался звон бокалов, военные на заднем плане, размытом, почему-то настойчиво ускользающем от Игоря, приобнимали тонких изысканных женщин, усыпанных бриллиантами и сапфирами, одна из них была с мундштуком и все время курила и хохотала, как дурочка.

– Все очень просто. Жизнь вообще очень простая штука – нужно только уметь выбирать и нести ответственность за свой выбор. Эта игра – нечто подобное. Когда захочешь сделать выбор в пользу себя – переворачивай карту. Там будет то, что ты ищешь. Возможно. А возможно, и нет. Как повезет. Правила ясны?

Соколов с сомнением кивнул.

– Хорошо. Тогда представь. Ты можешь построить город. Самый лучший город на Земле. Ты знаешь, что это повлияет плохо на тех, кто живет вне его. Но сам этот город – он будет похож на рай. И те, кто будет в нем жить, обретут абсолютное счастье.

Игорь снова кивнул.

– Но есть одно условие – для этого тебе нужно убить человека. Того, кто говорит, что этот город плохо повлияет на экологию. Ты хочешь строить, ты уже начал, а он все зудит и зудит, и к тебе все больше вопросов со стороны общественности, и ты в панике – ведь ты уже взял кредиты, вложился в стройку, осталось всего ничего. Всего одна жизнь ради счастья всех остальных. Что ты выберешь?

Соколов молчал, сдвинув брови.

– О’кей. Еще одна попытка. У тебя есть безнадежно больной родственник. Ты хочешь уехать, чтобы строить свое будущее в другой стране. И единственное, что тебе мешает, – этот родственник. Ты знаешь, что, если останешься, проклянешь его и до конца жизни не простишь себе упущенный шанс на лучшее будущее. Ты точно знаешь, что твоя жизнь с ним превратится в ад. И еще ты знаешь, что, если уедешь, его сдадут в учреждение, будут бить, за ним будут плохо ухаживать и он умрет в собственном дерьме в какую-нибудь субботу перед Рождеством. Что ты выберешь – уехать или остаться?

Тишина повисла над столом.