— Любые, — ответил Бент без запинки. — Он может стать яблоком, оглоблей от телеги, парой шнурков, пучком сена, часом театрального представления. Может даже стать маркой и отправить письмо, господин фон Губвиг. Его могут потратить триста раз, а он — вот оно, самое интересное — так и останется одним пенни, готовым уйти в оборот снова и снова. Это вам не яблоко, которое вскоре испортится. Его ценность стабильна и непоколебима. Его нельзя поглотить. — В глазах господина Бента блеснул опасный огонек, и один глаз дернулся. — А все потому, что если копнуть глубже, то стоит он малую толику того самого вечного золота!
— Но это просто кусок металла. Если бы мы использовали яблоки вместо монет, то яблоки хотя бы можно было есть, — сказал Мокрист.
— Да, но яблоко можно съесть лишь однажды. А пенни — это в своем роде нескончаемое яблоко.
— Которое нельзя съесть. А из яблока можно вырастить дерево.
— И деньги можно использовать, чтобы получить больше денег.
— Да, но откуда получить больше золота? Алхимики разводят руками, гномы не отдают то, что есть у них, агатяне своим тоже не поделятся. Почему не перейти на серебряный стандарт? Так делают в Бангбангдуке.
— Конечно, делают, они же иностранцы, — сказал Бент. — Но серебро чернеет. Золото — единственный нетускнеющий металл. — И снова этот тик: золото явно вцепилось в него мертвой хваткой. — Вы уже достаточно насмотрелись, господин фон Губвиг?
— Даже немного слишком.
— Тогда следуйте за мной, я познакомлю вас с председателем.
Следуя за отрывисто шагавшим господином Бентом, Мокрист поднялся на два пролета мраморной лестницы и пошел за ним по коридору. Они остановились у двойных дверей темного дерева, и господин Бент постучал, и не один раз, а перестуком, похожим на условный знак. Потом он очень осторожно отворил дверь.
Просторный председательский кабинет был неброско обставлен дорогой мебелью. Наличествовали в изобилии бронза и латунь. Не исключено, что последнее из дошедших до наших дней дерево исчезающей экзотической породы было срублено и пущено на председательский стол, таких размеров, что в нем можно было кого-нибудь похоронить. О таком столе можно было только мечтать. Он отливал темно-темно-зеленым и воплощал собой властность и неподкупность. Мокрист ни минуты не сомневался, что стол врал.
В латунном лотке для документов сидела крошечная собачонка, но только после слов Бента «Господин фон Губвиг, госпожа председатель» Мокрист понял, что за столом сидел кто-то еще. Над столом едва виднелась голова миниатюрной престарелой седовласой дамы. На столе по обе стороны от нее сверкали стальным блеском в этой обители золота два заряженных арбалета на шарнирах. Дама только что сняла с рукояток свои худые ручонки.
— Ах, какое счастье, — защебетала она. — Я — госпожа Шик. Присаживайся, господин фон Губвиг.
Он присел, стараясь оставаться за пределами радиуса поражения, и собачонка соскочила к нему на колени с бурным, но небезопасным для его паха энтузиазмом.
Это была самая крохотная и уродливая собачонка, какую Мокристу доводилось видеть. Она смахивала на аквариумную рыбку с вечно выпученными глазами, которые грозили выскочить из орбит. Нос у собаки, напротив, был как будто вдавлен. Она громко сопела, и у нее были кривые лапы, которые наверняка заплетались при ходьбе.
— Это Шалопай, — сказала дама. — Обычно он не любит посторонних. Впечатляюще, господин фон Губвиг.
— Здравствуй, Шалопай, — сказал Мокрист.
Шавка тявкнула и покрыла лицо Мокриста отборными слюнями.
— Ты ему нравишься, — отметила госпожа Шик с одобрением. — Попробуй угадать породу.
Мокрист вырос среди собак и хорошо разбирался в породах, но в случае Шалопая он не знал, что и сказать. Он решил говорить прямо.
— Все сразу? — предположил он.
Госпожа Шик рассмеялась, и ее смех звучал лет на шестьдесят моложе ее самой.
— Совершенно верно! Его мать была мопстерьером, в прошлом очень популярная порода в королевских домах, но однажды она убежала, всю ночь стоял дикий лай, так что, боюсь, Шалопай, бедняжка, дитя многих отцов.
Шалопай обратил свои проникновенные глаза на Мокриста, и у него на морде появилось напряженное выражение.
— Бент, у Шалопая возникли затруднения, — сказала госпожа Шик. — Будь добр, своди его в сад на прогулку. Мне кажется, младшие клерки уделяют ему слишком мало времени.
Мрачные тучи стремительно промелькнули на лице старшего кассира, но он послушно снял с крючка красный поводок.
Пес зарычал.
Бент взял пару плотных кожаных перчаток и ловко натянул их. Под нарастающее рычание он осторожным движением подобрал собаку и взял ее под мышку. Не проронив ни слова, он удалился.
— Значит, ты и есть знаменитый главный почтмейстер, — сказала госпожа Шик. — Человек в золотом костюме. Но, вижу, не сегодня. Подойди сюда, юноша, дай погляжу на тебя при свете.
Мокрист подошел, и старушка неуклюже встала из-за стола, обеими руками опираясь на тросточки с набалдашниками из слоновой кости. Поднявшись, она отбросила одну трость и ухватила его за подбородок. Старушка пристально вглядывалась в Мокриста, так и эдак поворачивая его голову.