Дальгрен

Я опять разозлился. Но злость забулькала пузырями где-то в глубине всего.

– Не знаю. Я, честное слово, не знаю. Но это тут ни при чем – вы-то все равно верите.

– Вы на меня злитесь.

Я глубоко вздохнул.

– Не… то чтобы. – Один за другим пузыри полопались. Я втянул в себя забушевавшие пары́.

Живот совсем свело.

– Если злитесь, это ничего. У вас может быть веская причина.

– С чего бы?.. – и осекся, потому что придумал с десяток. Я сказал: – Вы кичливая. Вы не сочувствуете. Вам кажется, что вы понимаете. А вы нет…

– Я пока не понимаю; и не знаю, смогу ли понять. Пока что вы не дали мне поводов для сочувствия. Если я кичлива, ну… лучше бы без этого, но я пока ощущаю в себе некое нежелание подходить к вам слишком близко; может, это и есть кичливость.

– По-моему, вы не можете понять. – Я заволок руки на колени и спихнул друг с другом. Обе онемели. Ступни тоже.

– А сейчас что вы чувствуете?

– Да толком ничего.

– Вам от этого хочется снова заплакать?

Я снова вздохнул.

– Нет. Не хочется. – И опять повесил голову. – По-моему, я все упустил – что там из меня выливалось…

– Вы очень эмоциональный? Часто плачете?

– Это вот я заплакал впервые за… три года или четыре… за много лет.

Она задрала бровь. После паузы сказала:

– Тогда вы, наверно, очень напряжены. Что на вас давит?

– По-моему, я схожу с ума. А я не хочу. Мне так не нравится. Мне нравится жизнь, нравится жить. Нравится, что творится вокруг, – на все смотреть и почти все делать самому. Вокруг полно разных людей и ситуаций, которые меня радуют. И мне сейчас не надо париться из-за разных других, которые нет. Я не хочу опять свихнуться. Тем более сейчас.

Она помолчала и улыбнулась:

– Я иногда провожу терапию с весьма успешными бизнесменами высшего звена – куча денег, счастливые семьи, некоторые даже язвой не обзавелись, – и они говорят примерно то же самое теми же словами. Мы с вами знакомы и помимо терапии, и должна признаться, по моим наблюдениям и по рассказам Ланьи, мне это представляется некоторым парадоксом – что вы выражаетесь так же.

– Я же говорю: вам не понять. Я же говорю: я боюсь – и да, я злюсь, – потому что, я думаю, вам не понять.

– Опишите симптомы. Как вы сходите с ума?

– Забываю то и это. Не знаю, кто я такой… Который месяц не могу вспомнить, как меня зовут. Иногда просыпаюсь в ужасе, вокруг сплошной кровавый туман, потом он постепенно рассеивается, и сердце колотится так, что в груди больно. Из жизни выпадают дни, по многу дней. Иногда мне что-то мерещится – например, люди с глазами… – И по спине подрало страхом. По исподу плеча потек пот. – Люди с… – Я захлопнул рот, до того изумившись, что не могу произнести, что не смог произнести. Про себя отмотал назад, поискал, что удастся поймать в петлю слов. – А можно?.. – Пришлось отмотать еще дальше; я смотрел на многочисленные петли оптической цепи у нее на шее. – Можно я вам расскажу… сон?

– Расскажите, прошу вас.

– Мне снилось, что… короче, я был в лесу, на склоне горы. Светила луна – одна луна. И там была женщина, красивая женщина, на несколько лет старше меня, она взбиралась по скалам и шла по листве. Голая. И мы трахались, прямо в листве. Вот просто так. А когда закончили, она вскочила и убежала в кусты…

– …во сне ваш секс пришел к завершению?

– Да. Когда мы кончили, она вскочила и побежала по лесу к такой пещере, и велела мне туда зайти.

– И вы повиновались?

– Да. Я все помню очень ясно. Помню, как один раз наступил в листву, в воду; перепрыгнул трещину в полу пещеры. В стенной нише была такая медная штуковина, большая, обхватом – как обе мои руки, и в ней мерцали огоньки и угли. Я перебрался через край скалы и нашел… – Я коснулся цепи поперек груди. – Мне приснилось, что я нашел их там. – Я оттянул цепь большим пальцем и вгляделся в мадам Браун. – То есть наверняка это был сон – судя по тому, что было дальше. – Она смотрела пристальнее; лоб ее пересекла четвертая морщина. – Я их надел. Но когда вышел, женщины не было. Я поискал ее в лесу, потом вышел на дорогу под луной – а прямо перед этим, помню, наступил в грязную лужу. Я все думал, куда эта женщина подевалась, и тут увидел ее на лугу за дорогой. И пошел к ней по траве. А она превратилась в дерево. Во сне это меня почему-то перепугало до смерти. И я побежал по дороге. До самого шоссе. Дальше как-то смутно. Помню, часть пути я проехал с каким-то человеком, у него все лицо было в рубцах. Как будто ужасно рябое или прыщи. И странный такой разговор про… А может, это и не разговор был. Один из нас просто кое-что упомянул не помню почему…

– И все? – Она свела вместе кончики пальцев.

– И все, – сказал я, а ее руки разъединились, коснулись колен. – Но это было так… странно!

– Отчего это было так уж странно?

– Ну, все произошло так… ясно. И когда эта женщина превратилась, было очень страшно. Испугался прямо до ужаса. Помчался оттуда, ну…

Мадам Браун скрестила ноги.

Поперек ее икры, залакированная нейлоном, к лодыжке изгибалась царапина.

Мадам Браун спросила:

– Что такое?

Я попробовал открыть рот; лицо задергалось.

Она ждала очень долго.

Я попробовал еще пару раз.