Читаем Дальгрен полностью

– Все, люди, ну хватит. Вы слышали Шкета. Расходимся! Идите отсюда! Вперед!

Кто-то спросил:

– А что было-то?

Кто-то еще:

– А что он сделал?

– Я не видел. Ты видел, что было? Все нормально уже?

– Не, я только пришел. По-моему, все нормально?..

– Эй, Шкет?

Билл.

– Когда выдастся минутка, я бы… – но кто-то заступил ему дорогу.

Вот и славно.

Шкет держал Доллара за одно плечо. Флинт за другое. Шкет пальцем буравил Доллару подмышку.

– Я же сказал: если что не так, приходи ко мне.

– Так я ж не успел, – ответил Доллар. – Я им так и говорил, я им говорил: тронете меня – я к Шкету пойду. Как ты велел. – Он через грязное плечо оглянулся на Флинта: – Ты был? Слышал, как я им сказал?

Флинт потряс головой – в основном от досады.

– Но я не успел, да? Эти цветные на меня как навалились.

Перегнувшись через перила, Фрэнк сверху окликнул:

– Эй, Шкет, все хоро?..

Флинт задрал голову. Шкет не стал.

– Чё-то вот я думаю, – под мостом голос Доллара оброс эхом, – ну, знаешь? – что я им особо не нравлюсь. Бывает, наверно, что кому-то кто-то не нравится.

– Я вот к тебе особой любви не питаю, – заметил Шкет.

– Жалко просто, – Доллар повесил голову и заговорил себе в грудь, – что мне никто не скажет, чё делать-то.

– Трудно тебе, а? – сказал Флинт, даже не глянув на Шкета.

– Ой, братуха! – сказал Доллар. – Ой, братуха, я прям иногда не знаю даже. Я вечно, сука, полубольной какой-то. Жрать толком не могу. Живот болит. Пить ничего не могу, одно вино, а то блюю. Не напиваюсь, а блюю только. Одно вино могу. Половина этих, сука, ниггеров, – он покосился на Флинта, – то есть цветных, – затем на Шкета. – Ну, это они так выражаются, то есть…

– Договори уже, – сказал Флинт.

– …половина этих, сука, цветных – они ж пьяные. Небось, потому на меня и навалились. Они б не стали по трезвянке-то. Они славные ребята, и девки даже тоже. Я ж пошутил… я не пьяный был. Ничего не пил, вино только, я ж не хотел у тебя на празднике блевануть. Хоть бы мне кто сказал, чё делать-то.

Они выступили из-под моста.

Тропа изгибалась в скалах бумерангом.

– Понимаете, да? Если б мне кто сказал

– Может, не трогать людей, раз они могут тебя отмудохать? – предложил Флинт.

– Так а я о чем? – ответил Доллар. – Все говорят, чего не делать. Не лезь сюда. Уйди оттуда. Этого не тронь. Вот если б кто сказал, что делать, я б из кожи нахуй лез.

– Сейчас-то конечно, – ответил Флинт. – Когда тебя напугали до усрачки.

– Не, правда, – сказал Доллар. – Честно.

– Пойдем-ка со мной, – сказал Флинт. – Хорошо?

Наверху, у края черных перил, под деревцами поджидали Саламандр, Харкотт и девушка в бордовых «ливайсах».

Доллар похлопал глазами Шкету и пальцем отер шелушащийся уголок рта. Смотрел он грустно и испуганно.

– Мы тебя не тронем, – сказал Флинт. – Мы свое уже тоже получили. Мы только последим, чтоб ты на Шкетовом празднике больше не вляпывался.

Шкет в сомнениях отпустил Долларово плечо.

– Хоть бы кто мне сказал, что надо делать.

– Иди к ним, – сказал Шкет.

Флинт и Доллар полезли по склону среди кустов и древесных побегов.

Шкет отвернулся, не успел Доллар долезть до верха.

А вот хоть бы из всех этих людей, ради меня тут собравшихся, один кто-нибудь подошел, постучал меня по плечу и спросил, все ли хорошо у меня, нормально ли мне, сказал бы, пошли выпьем, после такого тебе выпить – самое оно. И я не хочу бродить тут таким, сука, жалобным, искать, кто снизойдет. Вот пусть само случится. Порой зрение так давит на сетчатку или звук на барабанную перепонку, что сил никаких нет. Где я потерял себя, где начал рыть эту колею? Гуляешь тут в садах – и нервную поверхность разума, отмечающую ход времени, одной ходьбой натирает до воспаления.

Я написал?..

И эта мысль – все равно что снова впериться в плиточный узор, по которому он бродит часами.

Я?..

Наивысочайший момент, что я помню (размышлял Шкет), – когда я голым сидел под деревом, с тетрадкой и ручкой, записывал слово, потом еще, потом еще и слушал, как они сплетаются, а небо светлело, выползая из ночи. О, умоляю, что угодно потерять – только не это…

– Эй, Шкет!

– Чего?

Но Потрошитель окликнул его на ходу, помахал и уже удалялся.

Шкет неуверенно кивнул в ответ. Затем нахмурился. И ни за какие пироги не вспомнил бы, о чем сейчас думал. Лишь одно слово в голове… артишоки.

Паук одиноко сидел на земле в «Октябре», наполовину во мраке, у прожектора, и мятым газетным комом промокал живот. Газета снова и снова кроваво хлопала перед ослепительным стеклом.

– Ты как? – спросил Шкет.

– Чё? А, нормалек. – Паук поплотнее смял газету. – Царапина. Крови не очень много.

– Прости, пожалуйста, – сказал Шкет. – Ты как себя чувствуешь? Я тебя не заметил.

Паук кивнул:

– Я так и понял. – Еще помял газету. – Я, блядь, красавец писаный, – он подтянул пятки под себя и встал, – но это просто царапина. – Он отогнул полу жилета и протерся газетой, прижал ее к животу. – С одного конца только сильно кровило.

Шкет заглянул снизу в опущенное лицо черного юнца:

– Сейчас точно нормально?

– Да вроде. Сейчас-то. Но, слышь, напугал ты меня до усрачки. Я думал, все кишки на траву повыпадут.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура