Денни сел подле Шкета на краешек скамьи, облокотился на коленки и уставился вбок на Билла, а тот устроился в шезлонге с округлой решетчатой спинкой. Ланья встала чуть поодаль, прислонилась к стволу, разок огладила осеннего цвета юбку, высекая из нее серебряный дождь.
– Я хотел расспросить о вашей банде… гнезде. А затем немножко о вашей работе… стихах. Ничего?
Шкет пожал плечами. Все это заводило его и смущало; но два состояния, чувственно острые, гасили физические симптомы друг друга.
Шкет посмотрел на Ланью.
Она скрестила руки на груди и слушала так, будто случайно шла мимо и остановилась.
Денни смотрел на пульт – хотел с ним поиграть, но не понимал, уместно ли.
Ланья парила в разнообразной синеве.
Билл рукой пробежал по проводу от микрофона до диктофона, повернул ручку и поднял глаза:
– Для начала расскажите, каково вам издать книжку? Это же ваша первая книга?
– Да. Первая. Мне нравится – шумиха, то-се. Глупо, я считаю, но… весело. И ошибок мало… Ну, те, кто набирал, мало где ошиблись.
– Что ж, это прекрасно. То есть, по вашему мнению, эти стихи – ровно то, что вы написали; и вы отвечаете за них целиком и полностью?
– Да. – Странно, что замаскированный упрек не смутил его сильнее. Видимо, оттого, что он уже все пережил молча.
– Я вот о чем, – продолжал Билл. – Помнится, как-то вечером Эрнст Новик рассказывал нам, что вы очень усердно трудились над гранками. Его это сильно поразило. А с самими стихами мистер Новик много помогал? Как вы считаете, он повлиял на вашу работу?
– Нет. – Он
Краем глаза отметил движение. Билл тоже посмотрел.
Позади стояли Откровение и Милли – Шкет не видел ее с тех пор, как застукал в кустах.
Денни сказал:
– Шшшшш, – отнял палец от губ и указал на диктофон.
– А можете рассказать…
Шкет снова перевел взгляд на Билла.
Тот покашлял.
– …рассказать что-нибудь о скорпионах, о том,
– Что вас интересует?
– Вам нравится такая жизнь?
– А то.
– Вы считаете, такой образ жизни обеспечивает вам защиту, упрощает выживание в Беллоне? Город-то теперь довольно опасен и непостижим.
Шкет потряс головой:
– Нет… для нас он не так уж и опасен. И я неплохо его изучил.
– Вы живете вместе, эдакой коммуной… гнездом, как вы это называете. А вам знакома молодежная коммуна, которая прежде жила в парке?
Шкет кивнул:
– Знакома. Конечно.
– Коммуны между собой ладят?
– Вполне.
– Но они – люди довольно мирные; а вы же верите в насилие?
– Ну, в насилие, – усмехнулся Шкет, – никто не верит. Насилие просто случается. Хотя, пожалуй, с нами оно случается чаще, чем с ними.
– Мне говорили, одно время вы состояли в их коммуне; но, я так понимаю, предпочли скорпионов?
– М-да?.. – Шкет поджал губы и кивнул. – Вообще-то, нет. Я никогда не состоял в их коммуне. Я с ними тусовался; они меня кормили. Но к себе не брали. А скорпионы, едва я пришел, взяли меня к себе, сочли своим. Может, мне поэтому и нравится у них больше. У нас зависали ребята, которым, наверно, скорее место в парке; но их мы тоже кормили. Потом они свалили. Так уж оно устроено.
Билл кивнул, тоже поджав губы.
– По слухам, дела у вас временами принимают довольно жесткий оборот. Убиты люди… ну, была такая история.
– Люди пострадали, – сказал Шкет. – Один парень убит. Но он был не скорпион.
– Однако скорпионы убили
Шкет развел руками:
– Вот что мне на это сказать? – И опять усмехнулся.
У Билла за спиной собрался десяток зрителей. Кашель за спиной у Шкета сообщил ему, что и там столпились послушать человек десять.
Билл посмотрел на Шкета в упор:
– А если объективно, вы считаете, это… хороший образ жизни?
– Мне по кайфу. – Шкет широкими пальцами ощупал подбородок и услышал скрежет вечерней щетины. – Но это субъективно. Вам объективно? Зависит от того, как вам образ жизни остального мира.
– А вам он как?
– Да вы сами на него посмотрите, – сказал Шкет. И кашлянул, что вызвало общий смех, выдавший размеры аудитории, на которую он так и не смотрел: человек тридцать, а то и сорок, скорпионы и прочие гости.
На полянку выступил Кошмар, сказал:
– Слышьте, а чё тут все?.. – умолк, отошел и подсел на траву к Леди Дракон.
– Как бы вы описали жизнь в гнезде?
– Тесно, блядь!
– Уй-
– Заткнитесь оба, – велел Ворон.
– И несмотря на тесноту, несмотря на насилие, вы все равно умудряетесь работать – писать?
– Когда выпадает случай.
Тут рассмеялась Ланья. Она была бледного-бледного оранжевого оттенка, что осыпался бледным-бледным розовым и лиловым. Денни держал пульт коленями; руки скрестил на груди.
– Многие отмечают, как бы это выразиться, живописность ваших стихов, их красочную наглядность. Нет ли тут связи с насилием?
– Может, и есть. Но я не знаю какая.
– А вашим друзьям в гнезде нравится ваша книга?
– По-моему, большинство особо не читает.