Cobalt Red

В нескольких километрах к западу от Камбове мы свернули на грунтовую дорогу, ведущую на юг. Назвать ее "грунтовой дорогой" было бы равносильно тому, чтобы назвать Конго демократической республикой. Ориентироваться на ней было еще сложнее, чем на том пути, по которому мы с Артуром добирались до района кустарной добычи, где нас сбили с толку коммандос. Это была скорее колея из зазубренных камней, глубоких ям и курганов грязи, непригодных для проезда автомобилей. Мы сбавили темп, пробираясь по этой местности. Несколько участков ровной земли дали кратковременную передышку нашим избитым позвоночникам.

"В Кимпесе нельзя брать тяжелую технику", - объяснил Жан. "Вы увидите только небольшое оборудование для раскопок".

Я спросила, сколько человек работает на этом объекте. Жан сказал, что в Кимпесе работает три тысячи человек и что они ведут раскопки "кустарным способом".

Я рискнул спросить, работают ли в Кимпесе дети. Не задумываясь, Пате ответил: "Да, дети есть".

"Сколько?"

Они не знали.

Я был удивлен тем, что сотрудник SAEMAPE признал существование детского труда на официальной шахте, тем более что большинство государственных служащих, с которыми я встречался, старались отрицать или преуменьшать существование детского труда в кустарной добыче. Один высокопоставленный парламентарий в Киншасе как-то сказал мне, что международное сообщество заблуждается в отношении проблемы детского труда на кустарных шахтах в Конго. По его словам, на самом деле это пигмеи.

По мере того как мы углублялись в горы, ощущение удаленности и изолированности усиливалось. Не было видно абсолютно ничего, кроме камней, грязи и деревьев. Я спросил, где может жить такое большое количество людей, работающих в Кимпесе.

"В горах есть деревни, - ответил Патэ. "Некоторые люди живут и на самой шахте".

"Кто платит им за работу?"

"Им платит армия".

Я спросил, что армия делает с добычей на руднике. В этот момент по грунтовой дороге в противоположном направлении пронесся грузовик с китайской маркировкой, набитый мешками с рудой. Нам пришлось свернуть в кустарник, чтобы избежать столкновения. Когда грузовик проехал мимо, Пате указал на него и сказал: "Китайские компании договорились о покупке большей части руды у армии".

После часа езды по ухабам и тряске внедорожник начал издавать громкий скрежещущий звук. Мы остановились, и Жан забрался под машину, чтобы проверить проблему. Он обнаружил большой камень, застрявший в оси. Мы минут тридцать пытались его вытащить, но он не сдвинулся с места. Я спросил, сколько еще ехать до Кимпезе, и Пате прикинул, что пятнадцать или шестнадцать километров - слишком далеко для пешей прогулки. Деревня рядом с районом кустарной добычи, которую нам разрешили посетить, находилась еще в километре или двух ниже по дороге, и мы решили отправиться туда. Пате достал спутниковый телефон и позвонил, попросив, чтобы через несколько часов нас встретил другой автомобиль.

Когда мы шли по грунтовой дороге через горы, все было тихо, только сквозь деревья пробивались струйки раскаленного воздуха. Ветерок совершенно не пропускал влагу. Не успел я моргнуть, как пленка на моих глазах испарилась, словно туман на раскаленных углях. Наконец мы прибыли в небольшую деревню, состоящую из тридцати открытых деревянных хижин с соломенными крышами, расположенных вдоль западной стороны дороги. Сразу за хижинами местность резко спускалась в долину. По другую сторону дороги густой лес поднимался на крутой склон холма. В деревне не было электричества, а единственным источником воды был колодец в дальнем конце поселения, расположенный между двумя деревьями джакаранды. Одинокий ребенок лет трех, одетый в бледно-коричневую рясу, вяло шаркал по грязи, глядя себе под ноги. Позади нее на пластиковых стульях сидели два солдата. На них была характерная форма Республиканской гвардии - военная форма, черные ботинки и красные береты. Рядом с ними лежало несколько куч набитых мешков из рафии. Они обслуживали импровизированный пешеходный переход, состоящий из длинного деревянного шеста, перекинутого через дорогу на двух вертикальных ветках с обоих концов. По цене в десять долларов это был самый дорогой платный переход, с которым я столкнулся в шахтерских провинциях.