Шеербарт, предлагая создать образцы новой стеклянной архитектуры, упоминает и «Стеклянный дом» – павильон стекольной промышленности, построенный Таутом на выставке немецких профсоюзов (Веркбунд)28 в Кёльне в том же 1914 году. Архитектору посвящен трактат Шеербарта, а «Стеклянный дом» стал первой реализацией идей писателя. В нем были черты храма и световой башни, на стенах верхнего зала висели озорные лозунги в поддержку идей Шеербарта: «Das bunte Glas / Zerstört den Haß» («Стекло цветное ведет к покою»), «Das Glas bringt uns die neue Zeit; / Backsteinkultur tut uns nur leid» («Стекло нас к новой эпохе ведет, культура кирпичная лишь скорби несет»)29. Однако главной целью Таута была не «культура стекла», а связанные с ней визионерские переживания. Он писал о своем стеклянном интерьере: «Путь вниз по каскаду приводит взгляд к сиреневой расчерченной нише с экраном, на который проецируются ритмически сменяющиеся калейдоскопические образы. Красота этих образов напоминает зрителям об их детстве. До сих пор то, что глаз видит в калейдоскопе, не удавалось показать на экране, потому что, как правило, отраженные части изображения остаются затемненными из-за темноты трубки, в которой они возникают. Здесь столь яркие калейдоскопические образы показаны в первый раз»30.
Завораживающая игра цветного света, журчание окрашенной воды, сияние высокого купола были для архитектора средством для вовлечения зрителей в новую среду через сильные переживания. «В конечном итоге каждое искусство ваяет человека. Архитектура – наиболее мощное и очевидное из них», – писал в 1913 году в статье о Бруно Тауте критик Адольф Бене, автор термина «архитектура экспрессионизма»31. Подобно многим проповедникам новых идей, Таут обращается к детям: «И мы превратим детей в наших главных архитекторов при помощи реальных игр (например, моя стеклянная конструкция составлена из цветных, практически несокрушимых стеклянных кубов). Эти архитекторы видят чувствами, и когда они станут взрослыми, то будут строить с нами и благодаря нам, даже когда “мы” умрем»32.
В эти предвоенные годы у Бруно Таута формируется экстатическое отношение к стеклу. Он пропагандирует его как высший вид архитектурной субстанции, из которой будет создан сияющий мир будущего. В статье о «Стеклянном доме», написанной в 1921 году, архитектор утверждал: «С точки зрения пространственной перспективы архитектура либо здание есть не что иное, как посредник света. Стекло само по себе есть свет, а деревянная и каменная архитектура всегда лишь пытаются дать путь свету, так что “стеклянная архитектура” – не более и не менее чем последнее звено в цепи здания. История стеклянной архитектуры является посему историей всей архитектуры»33.
Таут не случайно уподобляет архитектурную композицию цепи. В годы войны и революции в Германии он выработал еще более радикальное отношение к задачам стеклянной архитектуры и основал группу архитекторов под названием «Стеклянная цепь». Архитектор формирует основу для коллективного творческого порыва, который историк архитектуры Вольфганг Пент назвал «без-религиозной религией» экспрессионизма34. Смерть Шеербарта в 1915 году, которую многие считали самоубийством, совершенным перед лицом чудовищной мировой войны, окончательно сделала писателя культовой фигурой35. Идеи Шеербарта отделяются от его романов, Таут концентрирует их и превращает в символические формы.
Цикл идей, которые архитектор пропагандирует в 1919–1920 годах, начинается с образа города-сада. Проект улучшения жизненной среды, выдвинутый английским социологом Эбнезером Ховардом в конце XIX века, сам имел оттенок утопии. Схемы города-звезды и радиальных дорог, ведущих к таким же идеальным городам, играли в книге «Города-сады завтрашнего дня» подчиненную роль. Но именно они поразили воображение многих утопистов в 1910-е годы. Теперь образ райского сада приобретает мистическую окраску. Таут принимает звездную структуру расселения не только как образ будущей жизни, но и как отражение космических образов Шеербарта. В иллюстрации к книге Таута «Растворение городов» эти городские структуры рассеяны среди небесных тел и повсюду рассыпаны слова “Heilig! Heilig! Heilig!” («Свят! Свят! Свят!»).