Читаем Человек в искусстве экспрессионизма полностью

Шеербарт последовательно создает образ стеклянного дома, указывая на требования конструкции, климата и освещения. Двойные стеклянные стены сохраняют тепло, если же цветное стекло пропускает мало света, внешнюю стену можно сделать бесцветной. Деревянная мебель больше не обязательна: «Буфеты, столы и кресла следует делать из стекла, коль скоро необходимо единство окружения…Никелированную сталь нужно будет, разумеется, украсить эмалью и чернью, так чтобы мебель могла производить потрясающий эстетический эффект – подобно тончайшей деревянной резьбе и деревянным шкафам, инкрустированным другими породами дерева». Тем не менее стеклянный дом выглядит весьма холодно и отчужденно: его каркас состоит из стали и бетона, полы выложены каменным паркетом, желательно из серого магнезита. «Драгоценные, украшенные орнаментом цветные стены» несовместимы ни с мебелью по углам, ни с наличием картин: «Ради высших целей подобная революция в интерьере неизбежна…Иное невозможно, если должно возобладать новое»19.

Прообразом будущего стеклянного дома писатель считает не только оранжерею ботанического сада, но и придомовую террасу: «Тот, кто снабдит остеклением с цветным декором три стороны своей террасы, вскоре захочет больше стеклянной архитектуры. Одно влечет за собой другое, и остановить этот процесс немыслимо». В саду, в подражание арабам и голландцам, дорожки следует мостить камнем и майоликой, дабы «великолепие стеклянных дворцов было должным образом обрамлено». Чувствуя возможные возражения, Шеербарт опровергает мнимую «холодность» стеклянных форм: «Так или иначе, позвольте пояснить, что цвета в стекле производят самый сияющий эффект, дающий, быть может, новое тепло…Я хотел бы дать самый решительный отпор лишенному украшений “функциональному стилю” (Sachstil), ибо в нем нет искусства». Тем не менее «для переходного периода функциональный стиль мне кажется приемлемым; так или иначе, он порывает с подражанием прежним стилям, которые являются производным кирпичной архитектуры и деревянной мебели. Украшение стеклянного дома будет развиваться совершенно самостоятельно – восточный декор, ковры и майолика будут претворены в стеклянной архитектуре так, что у нас никогда, по моему убеждению, не будет повода говорить о подражании прежнему»20.

Далее Шеербарт переходит к описанию пейзажа будущего. «Лик земли сильно изменится, если кирпичная архитектура будет повсюду вытеснена стеклянной. Это будет подобно украшению земли сверкающими камнями и эмалями. Такую славу трудно себе представить. Весь мир будет столь же великолепен, как сады “Тысяча и одной ночи”. Мы должны получить тогда рай на земле, и не нужно будет дожидаться рая небесного». Писатель апеллирует и к модным изделиям стиля модерн: «Знаменитый американец Тиффани, который изобрел “стекло Тиффани”, тем самым сильно продвинул стекольную промышленность; он ввел в стекло цветные облака. При помощи этих облаков можно достичь великолепнейших эффектов – и стены получат совершенно новое очарование, и оно наверняка отодвинет на второй план украшение дома, которое, впрочем, в некоторых местах останется вполне уместным»21. При этом Шеербарт делает замечание, напоминающее о скромно одетой героине его романа «Серая ткань и десять процентов белого»: зеркала с их «ртутным блеском», которые «продолжают вновь и вновь отражать окружающее в различном свете», должны быть изгнаны из открытых интерьеров. «Если нужен эффект калейдоскопа, их использование полностью оправдано. В других же случаях следует избегать ртутных зеркал, ибо они опасны – подобно яду»22.

Писатель откровенно признается, что «пока» его предложения касаются мест с умеренным климатом. Как это часто бывает у архитекторов-мечтателей, он постоянно говорит о лете, жаре, потоках солнечного света. Шеербарт призывает использовать опыт рококо, когда растения формировали подобно «пластичной глине», создавали из них стены и фигуры. Подобные предметы можно заменить стеклянными стенами в саду, создавая «невообразимые» эффекты, а возле бассейна поставить зеркальную стену. Эта идея напоминает образ из рассказа Шеербарта «Флора Мор»: там сад полон стеклянных растений, которые движутся и расцветают при помощи специальных механизмов. Возможно, источником этого образа является роман Франческо Колонны «Гипнэротомахия Полифила» (1499)23, который мог быть известен Шеербарту по одному из французских переводов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е
100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Есть ли смысл в понятии «современное искусство Петербурга»? Ведь и само современное искусство с каждым десятилетием сдается в музей, и место его действия не бывает неизменным. Между тем петербургский текст растет не одно столетие, а следовательно, город является месторождением мысли в событиях искусства. Ось книги Екатерины Андреевой прочерчена через те события искусства, которые взаимосвязаны задачей разведки и транспортировки в будущее образов, страхующих жизнь от энтропии. Она проходит через пласты авангарда 1910‐х, нонконформизма 1940–1980‐х, искусства новой реальности 1990–2010‐х, пересекая личные истории Михаила Матюшина, Александра Арефьева, Евгения Михнова, Константина Симуна, Тимура Новикова, других художников-мыслителей, которые преображают жизнь в непрестанном «оформлении себя», в пересоздании космоса. Сюжет этой книги, составленной из статей 1990–2010‐х годов, – это взаимодействие петербургских топоса и логоса в турбулентной истории Новейшего времени. Екатерина Андреева – кандидат искусствоведения, доктор философских наук, историк искусства и куратор, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского музея.

Екатерина Алексеевна Андреева

Искусствоведение
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги