«Блудный сын» и другие пьесы

З о ф и я. По какому праву вы устраиваете дяде допрос?!

В е т р и н (берет из стопки тарелок, стоящих на столе, одну). Эта тарелка из сервиза? Комплект?

З о ф и я. Да!

В е т р и н (разжимает пальцы, тарелка разбивается; с издевкой). Предположим, эта тарелка часть приданого. Вы меня понимаете?

М и р а. Не понимаю!

В е т р и н. Нет смысла делать из этого тайну, как вы считаете, дядя?

О т е ц. Скажите, что собирались сказать!

В е т р и н. Моя мама отказалась от своей части приданого в пользу сестры. Будем считать, что эти черепки частичка ее приданого и наследства, которое ей не суждено было получить.

З о ф и я. А почему она отказалась от приданого?

В е т р и н. Должна была отказаться. Так сказать, в подоле принесла ребенка, ну а срам сей наказуем, как водится.

М и р а. Чей был ребенок?..

В е т р и н. Не Ветрина. Ветрин сел на кукушкины яйца. Помните, я вам вчера рассказывал, ну, как мы стояли под зонтиком, перед школой?.. (Изображает.) «Миле, но ведь речь не о нем! Подумай о ребенке, он здесь, разве ты не видишь?» Мама думала, что приданое можно как-то разделить.

О т е ц. Я дважды спасал вашего отца от тюрьмы. В третий раз у меня не было ни желания, ни возможности.

В е т р и н. Мне это известно. А знаете ли вы, какова была его дальнейшая судьба?

О т е ц. Нет!

В е т р и н. Довольно пестрая. Наконец в тридцать пятом году, именно тогда, когда вы принялись строить этот миленький домик, он добровольно отправился в вечное скитание по загробному миру. На этом все.

Короткая, глубокая пауза.

М и р а. Эдо!

В е т р и н. О, ты знаешь мое имя?! Слушаю!

М и р а. Разбей все эти тарелки!

В е т р и н. Ну уж нет! Дом без домашней утвари — не дом.

Новая пауза.

О т е ц. Что вы еще обнаружили в доме?

В е т р и н. Трубы в подвале поржавели.

О т е ц. Верно.

В е т р и н. Лак на оконных рамах потрескался. Когда вы красили их?

О т е ц. Четыре года назад.

В е т р и н. На северной стороне они выглядят получше.

О т е ц. От солнца трескаются.

В е т р и н. Теперь есть такие лаки, немецкие, которые глубоко впитываются в древесину и долго держатся.

О т е ц. Немцы в таких делах всегда славились!

В е т р и н. Да! Калитка в саду не на месте.

О т е ц. Раньше дорога проходила прямо вдоль изгороди.

В е т р и н. Сразу и не сообразишь, где гараж можно поставить.

О т е ц. Что за машина?

В е т р и н. «Воксхолл». Мечта Милана.

Короткая пауза.

Мы что-то затихли. Раньше бы сказали, ангел мимо пролетел. Но можно сказать: Милан близко, раз уж мы о нем заговорили. Я несколько старомодно выражаюсь. Бог знает, где он сейчас? Бог знает, чем занимается? А который час? Десять минут двенадцатого. Запомним! Могу себе представить, каким странным должен казаться сестре и Зофии наш с вами разговор, будто мы ведем его в нотариальной конторе. Ну полдела мы с вами еще вчера сделали! Сказать им, дядя?

О т е ц. Скажите!

В е т р и н. Никто не пришел, и, следовательно, мы никому не помешаем праздновать. Мы с дядей посмотрели, каково состояние дома, поскольку собираемся заключить соглашение, по которому я принимаю дом во владение. Ох, опять архаизм!

Мира громко смеется.

З о ф и я (очнулась от оцепенения). Что? Как?! О чем вы вообще говорите?!

В е т р и н (подчеркнуто). Дядя передает мне во владение дом.

З о ф и я. Дядя, вы слышите его, слышите?! Дядя!

О т е ц. Зофия, я просил тебя довериться мне! Я просил тебя предоставить мне решение! Поверь, девочка: я знаю, что делаю!

Зофия бросается к столу, возле которого стоят Отец с Ветряным. Она вцепилась ногтями в край стола, голос дрожит от напряжения, лицо утратило свою привлекательность, искаженное гневом: перед нами совершенно другой человек.